Он встал как вкопанный, уставившись на неё:
‑ Ты училась у Никларэна Голдая?
Пришёл черёд Даджи пожимать плечами:
‑ Именно он и разглядел во мне магию, и научил нас управлять тем, что у нас было. Но в основном он учил мою названную сестру Трис.
Она поморщилась:
‑ Они друг другу отлично подошли — постоянно сидели уткнувшись носами в книги.
Бэннат засмеялся и протянул ей руку:
‑ Мне понравилось с тобой беседовать, Даджа Кисубо. Надеюсь, что мы сможем это повторить.
Даджа взяла его руку:
‑ Спасибо, Раввот Ладрадун. Приятно поговорить с кем-то, кто не полагает, что огонь — только для использования или тушения.
‑ Зови меня Бэн, ‑ сказал он ей. ‑ И я знаю, что ты имеешь ввиду. Для большинства людей огонь — либо инструмент, либо чудовище. Они не понимают, что у него есть собственные настроения, как у Сиф, или как у неба.
‑ Нет, не понимают, ‑ согласилась Даджа.
Они постояли немного в замёрзшем переулке, улыбаясь друг другу, разделяя своё понимание огня и его форм. Затем Бэн вздохнул:
‑ Мне правда нужно домой, ‑ сказал он. ‑ Матушка будет вне себя, когда увидит мою одежду. Но что поделать?
Он пошёл вниз по переулку к Дому Ладрадун, снова засунув руки в карманы тулупа.
Даджа посмотрела ему вслед. Она думала, что когда дети вырастают, то уже не беспокоятся о гневе своих родителей. Может, всё было по-другому, когда повзрослевший ребёнок возвращался жить под родительской крышей.
Ветер бросил ей в лицо горсть мокрого снега. Она повернулась и поспешила обратно в Дом Банканор.
Вернувшись в Дом Банканор, Даджа подошла к комнате Фростпайна, и постучалась. Войдя после полученного приглашения, она обнаружила своего наставника сидящим так близко к камину, что вымокшая от снега кайма его красного шерстяного облачения потихоньку исходила паром. Он был высоким чернокожим мужчиной почти пятидесяти лет от роду, худым и жилистым, с орлиным носом и полными губами. Его лысая макушка блестела в свете пламени. Даджа часто думала, что Фростпайн отрастил длинные, густые, пышные волосы по бокам головы исключительно наперекор собственной лысине: сегодня он стянул волосы назад и повязал их ремнём. Порядок, в который он привёл свои волосы, лишь подчёркивался его бородой, тоже пышной и густой.
Когда она вошла, Фростпайн держал в каждой из ладоней по золотой монете. Он перекатывал монеты по своим длинным пальцам, поворачивая их на ходу.
‑ Закрой дверь, дует, ‑ приказал он, бросая Дадже монету. ‑ Я только что вернулся с поездки верхом, и я замёрз.
‑ Если ещё сколько-нибудь ближе подвинешься к огню, то загоришься, ‑ уведомила она его, садясь в кресло рядом с ним.
‑ Значит, умру в тепле, ‑ с мрачным выражением лица сказал Фростпайн. ‑ Что думаешь об этом?
Он указал на монету, которую Даджа держала в руке.
‑ А что я должна думать? ‑ спросила она, расположив монету у себя на ладони. ‑ Это аргиб, ‑ она назвала стандартную имперскую монету, ‑ золотой аргиб, с этим ужасным портретом императрицы на лицевой части.
‑ Это подделка, ‑ сказал он.
Даджа взвилась:
‑ Да разве бы я не отлич… ‑ начала говорить она.
Фростпайн наклонился к ней и прочертил знак на монете в её руке. Даджа мгновенно осознала, что держит латунную подделку.
‑ Ты меня не учил такому, ‑ с обвинением в голосе сказала она. ‑ Как я могла не знать, что она поддельная?
‑ Потому что ты не думала о возможности того, что это подделка, и потому что это лучшее заклинание подобного рода, какое я когда-либо видел, ‑ сказал он. ‑ Слава Хаккой Огня и Кузницы, что начальник магов магистрата почуял неладное и попросил меня присмотреться поближе. Мне потребовалось два часа, чтобы пробиться через наложенные на монету иллюзии.
Даджа впечатлённо присвистнула:
‑ Подделать золото так, что даже я не могу отличить его от настоящего? Это серьёзно.
‑ Губернатор хочет, чтобы я работал над этим вместе с Хэ́лудой — Хэлуда Солт[3], магистратский маг, которая меня вызвала.
Фростпайн вздохнул:
‑ Нам нужно не только узнать, кто это делает, но и количество подделок в обороте. И нам нужно это проделать по-тихому.
‑ Вот уж действительно!
Даджа была из народа Торговцев, множество кланов которых покупали, перевозили и продавали товары практически везде. Торговцы-малыши получали деревянные игрушки, вырезанные в виде основных монет из стран, в которых торговали их семьи. На протяжении десяти лет вся жизнь Даджи была сосредоточена на торговле и деньгах. Она знала, что происходило, когда люди обнаруживали, что монеты, на которые они полагались, были фальшивыми. Деньги обесценятся. Никто не станет ничего покупать или продавать за золото, возможно даже за медь или серебро, пока не будет доказано, что подделок больше не осталось. Такой кризис мог повлечь развал государства или даже войну, а также мгновенную нищету для целых групп населения.
‑ А что серебряный аргиб? ‑ спросила Даджа.
‑ В порядке, ‑ сказал Фростпайн. ‑ Проделывающий это сосредотачивает свои усилия на золоте — на серебре этот метод никогда бы не сработал. Возможно, мы узнали о существовании фальшивомонетчика достаточно быстро, чтобы успеть всё исправить. Я прошёлся по половине содержимого казны губернатора, и пока нашёл только десять фальшивок. Конечно, нам всё же надо поймать виновного. И любых его подельников. На какое-то время я буду очень занят.
‑ Уверен, что сможешь его поймать? ‑ спросила Даджа.
Фростпайн улыбнулся:
‑ Найду достаточно этих его подделок, и тогда смогу взять его след как гончая.
‑ Ты то же самое говорил дома, когда кто-то крал твои инструменты, ‑ безжалостно сказала она. ‑ У тебя вся зима ушла на его поимку.
Фростпайн сверкнул тёмными глазами:
‑ Я не знал, что искать надо было ребёнка, ‑ едко сказал он. ‑ Я подозревал, что это какой-то тёмный заговор… ох, ты меня совсем не уважаешь.
Даджа осклабилась:
‑ Я очень тебя уважаю. Правда. Клянусь.
Фростпайн ссутулился в своём кресле:
‑ Было время, когда ученики не насмехались над своими наставниками. Они просто делали то, что им велели, и говорили «Да, сэр» и «Нет, сэр».
‑ Тот дворянин в О́ларте, который хотел заиметь тебя в качестве наставника — он был очень уважительным, ‑ невинно сказала Даджа. ‑ Он «да, сэр»-ил тебе весь день. Ты назвал его… э… «расфуфыренным, избалованным простофилей». А также ты сказал ему, что запоминание рун и наговоров не делало из него мага-кузнеца. Нам тогда пришлось идти спать в чьём-то амбаре.
‑ И что, это я виноват, что ему не понравилась моя критика? ‑ поинтересовался Фростпайн.
