— Понимаю…
Он осушил свой стакан и опять наполнил его.
— В этом ничего нет, — произнес он. — Существует бесконечное число путей самообмана или рационального превращения вещей в то, чем они на самом деле не являются. Да, наверное, мне хотелось волшебства, но настоящего волшебства в мире не существует.
— Тогда зачем ты бросил в меня библией?
Он фыркнул.
— С таким же успехом это мог бы быть коран или евангелие. Было бы забавно посмотреть, как ты исчезаешь в огненной вспышке. Однако, я напрасно старался.
Я улыбнулся:
— Как мне найти Мелмана?
— Где-то тут у меня… — он открыл ящик. — Сейчас, сейчас… Вот.
Рик вытащил небольшую записную книжку и полистал ее. Потом на библиотечной карточке выписал адрес и протянул мне, заодно глотнув еще вина.
— Благодарю.
— Там его мастерская, но он там и живет, — добавил Рик.
Я кивнул и поставил свой стакан на стол.
— Очень благодарен тебе за все эти сведения.
Он приподнял бутылку:
— Еще опрокинем по маленькой?
— Нет, спасибо.
Он пожал плечами и налил себе. Я поднялся.
— Ты понимаешь, — проговорил он, — это в самом деле грустно.
— Что именно?
— Что нет в мире волшебства, никогда не было и не будет.
— Скверно, — подтвердил я.
— Мир был бы интереснее.
— Да.
Я повернулся, собираясь уходить.
— Сделай мне одолжение, — попросил он.
— Какое?
— Будешь выходить, поставь указатель на витрине на три часа и захлопни за собой дверь.
— С удовольствием.
Я оставил его за столом в кабинете и сделал так, как он просил. Небо успело заметно потемнеть, ветер стал прохладнее. Я снова попробовал позвонить Люку из таксофона на углу, но его по-прежнему не было.
Мы были счастливы. Это был самый счастливый день. Погода была — лучше не бывает. И все, что мы задумывали, получалось. Вечером мы пошли в гости, веселились, потом ужинали в прелестном местечке, которое обнаружили совершенно случайно. И долго сидели за бокалами с вином, не желая, чтобы этот счастливый день кончился. Чтобы продлить его, мы поехали на пустынный берег, где сидели, плескались, смотрели на луну, и ветер шевелил наши волосы. Долго… Потом я сделал одну вещь, которую обещал себе никогда не делать. Но разве Фауст не считал, что прекрасное мгновение стоит души?
— Пойдем, — сказал я, метко бросив пустую бутылку в контейнер для мусора и взяв Джулию за руку. — Погуляем.
— Куда? — спросила она, когда я помог ей подняться.
— В волшебную страну. В далекий сказочный Эдем. Пошли.
Смеясь, она позволила мне вести ее. Мы прошли вдоль кромки прибоя к тому месту, где полоса берега сужалась. Роскошная луна желтела над нами, а море распевало мою любимую песню.
Мы шагали, рука в руке, пока неожиданный поворот тропинки не увел нас в сторону от полоски песка. Я уже искал глазами пещеру, которая должна была скоро появиться… Высокая, узкая пещера…
— Пещера, — объявил я минуту спустя. — Давай войдем.
— Там темно. Я боюсь.
— Прекрасно! — обрадовался я, и мы вошли в пасть пещеры. Первые шесть шагов нам светила заглянувшая туда луна, и я успел заметить поворот налево.
— Сюда, — уверенно произнес я.
— Но тут темно!
— Конечно. Ты только держись за мою руку покрепче. Все будет в порядке, милая!
Мы сделали еще пятнадцать-двадцать шагов и справа что-то засветилось. Я повел Джулию к правому повороту. Мы шли, а свет становился ярче.
— Мы можем заблудиться, шепнула они мне на ухо.
— Я никогда не заблуждаюсь, пошутил и.
Еще один поворот, за ним маленький коридорчик, и мы оказались у подножия горы. Неподалеку виднелся лес, и солнце уже прошло половину утреннего пути над его деревьями.
Она замерла, широко раскрыв свои чудесные голубые глаза.
— День! — изумилась Джулия.
— Темпус фугит[1],— ответил я. — Пойдем.
Мы шли через лес, слушая пение птиц и ветра в ветвях, темноволосая Джулия и я. Немного спустя я провел ее через каньон цветных трав и камней, но дну которого протекал хрустальный ручей, впадающий в реку. Мы брели вдоль реки, пока, совершенно неожиданно, не оказались у обрыва, уходящего вдаль, полного радуг от падающей речной воды и туманов. Стоя на гребне водопада, глядя на обширную долину у наших ног, мы увидели проступающие сквозь утренний туман шпили и купола города, золотые и кристаллические.
— Где… мы? — спросила Джулия.
— Прямо за поворотом, — ответил я. — Идем.
Я повел ее влево по тропинке, которая вела нас обратно вдоль обрыва, пока, наконец, мы не миновали водопад. Тени и алмазные брызги… мощный рев, потом мощь тишины… Наконец, мы вошли в туннель, поначалу влажный, а дальше сухой. Мы поднимались все выше. Туннель вывел нас в галерею, открытую с левой стороны и глядящую в ночь, где были звезды, звезды и звезды… Это было грандиозное зрелище, сияние незнакомых созвездий было настолько мощным, что наши фигуры отбрасывали тени на стену наскальной галереи. Джулия облокотилась о низкий парапет, кожа ее бледно светилась, точно редкий вид мрамора. Она посмотрела вниз.
— Они и там, внизу, — прошептала она. — И по обе стороны! Внизу ничего нет, кроме звезд! И по сторонам…
— Красиво, правда?
Мы долго стояли там, любуясь, пока мне не удалось убедить Джулию пойти дальше по туннелю. Он вновь вывел нас на поверхность, и мы оказались перед руинами классического амфитеатра под небом позднего полудня. Сломанные мраморные скамьи и рухнувшие колонны обвил плющ. То тут, то там лежали разбитые статуи, как будто низвергнутые землетрясением. Живописное зрелище. Я думал, что ей все это должно понравиться, и не ошибся. Мы по очереди усаживали друг друга на почетное место и произносили со сцены речь. Акустика была превосходная. И мы пошли дальше, рука в руке, по мириаду троп под разноцветными небесами, и оказались, наконец, на берегу тихого озера. Над дальним берегом висело закатно-оранжевое солнце. Справа блестели какие-то скалы. Сияние солнечного света отражалось от вод озера. Мы нашли удобное место, где мох и папоротник образовали мягкое ложе. Я нежно обнял ее, и мы долго стояли так, а ветер в ветвях деревьев играл на лютне. Ему подпевали невидимые птицы. Немного погодя, я расстегнул ей блузку.
— Прямо здесь? — спросила Джулия.
— А мне тут нравится. Тебе нет?
— Здесь очень красиво, милый, — произнесла она. — Подожди минутку.
И мы опустились на подушку из мхов и любили друг друга до тех пор, пока нас не укрыли тени. Мы были неистощимы в любви. Потом она заснула, как я и хотел. Я наложил на нее заговор, чтобы она не просыпалась, потому что начал сомневаться в собственном благоразумии и в том, что стоило предпринимать это путешествие. Потом я оделся, одел Джулию и поднял ее на руки, чтобы отнести обратно на наш берег. Я выбрал короткий путь. На берегу, в том месте, куда мы вышли, я уложил ее на песок и вытянулся рядом, обняв ее. Скоро я заснул. Мы проснулись лишь тогда, когда взошло солнце, и нас разбудили голоса пришедших купаться людей. Она уселась на песок и посмотрела на меня.
