Странно, но в этот миг, находясь в своей собственной повозке под защитой каравана и его божественного покровителя, он ощутил вдруг столь сильное трепещущее чувство близости опасности, которое не рождало в его душе даже мертвящее дыхание города госпожи Кигаль.
"Как бы чего не случилось, – внимательно оглядывая все вокруг, думал он. – Ох, не нравится мне это!" – все же, усталость заставила его лечь на толстые покрывала в ближней части повозки.
Хозяин каравана задремал, уносясь в сладкий, безмятежный сон, который заставил его забыть о беспокойстве, близости опасности, заполняя собой то место, которое еще совсем недавно было занято страхом…
Весь следующий день Мати вела себя как обычно. И время от времени искоса посматривавшая на нее волчица решила, что девочка забыла о давешнем разговоре.
Однако, оставалось что-то, вносившее беспокойство в дух снежной охотницы, заставляя петлять по снегу. Ее сердце раздирали сомнения: Шуши никак не могла решить, как же ей поступить.
Промаявшись до самого вечера, когда солнце склонило голову к покрову снежной пустыни, полня окружающий мир красным закатным сиянием, волчица несмело приблизилась к брату, который шел впереди дозорных, оглядывая все вокруг настороженным взглядом.
Какое-то время она бежала чуть позади него, затем робко окликнула:
"Хан…" "Что? – тот на миг обернулся, недовольно глянул на сестру. – Не мешай мне.
Возвращайся в повозку. Твое место рядом с маленькой хозяйкой".
"Я хотела поговорить о ней".
Волк насторожился, замедлил бег, дожидаясь, пока сестра нагонит его, побежит рядом. Он внимательно принюхался к ней, ища среди множества обычных запахов тот, который указывал бы на близость беды.
"С ней что-то не так?"
"Она хочет пойти на охоту".
"Таково мое желание, твое желание, ибо мы – из племени охотников. Но с чего бы это оно тронуло ее сердце? И как такая мысль вообще могла забрести в ее голову?" – не спуская с волчицы пристального взгляда внимательных рыжих глаз, спросил он.
"Это я виновата, – та поджала хвост, тихо поскуливая. – Мне захотелось поделиться своей мечтой…" "Ты могла сказать мне", – в его голосе было осуждение, нос недовольно наморщился, губы раздулись, обнажая длинные острые клыки.
"Зачем? Что бы ты сделал?" "Как будто сама не знаешь! – Хан огрызнулся. Его глаза сверкнули недобрыми красными огоньками. – Я поступил бы так, как обычно – сказал хозяину. И той же ночью мы бы носились в снегах, как делали уже не раз. Ведь ты мечтаешь не о первой охоте, а всего лишь об еще одной в бесконечно долгой череде. Зачем было говорить об этом с девочкой, тем более, когда скрываешь от нее, чем занимаешься в то время, когда она спит?" "Есть вещи, о которых другим незачем знать, – волчица недовольно мотнула головой: разговор пошел совсем не той тропой, как ей хотелось. – В конце концов, у нас обеих есть право на собственную жизнь. Я – не рабыня, а подруга!" "Она откровенна с тобой. Почему же ты ведешь себя как неблагодарная крыса?" "Я… Вот я и собиралась рассказать! Только так, чтобы она прежде все увидела собственными глазами, поняла, каково это – охотится!" "А тебе не приходило в голову, что хозяин осознанно никогда не звал ее вместе с нами? И дело не только в том, что ночью дети должны спать, а не бродить по снегам, словно тени? Может быть, он не хотел, чтобы она услышала крик беспомощной жертвы, увидела ее молящие о пощаде глаза за миг перед смертью в твоей пасти!" "Такова жизнь: ради того, чтобы один продолжал путь, другой должен умереть, отдавая свои силы и плоть. Девочка знает об этом. Она ведь тоже ест мясо".
"Конечно. Но видела ли она хоть раз, как забивают животное, как его еще теплую плоть рвут на части? Я уверен, что нет. В ее мыслях пища и живые существа – не одно и то же".
"Это глупо: беречь ребенка от знания, которое ему все равно рано или поздно станет известно! Нас вон с младенчества готовят к тому, кем нам предстоит стать, ведь иначе, не имея навыков, ограничиваясь лишь памятью, мы никогда не смогли бы по-настоящему повзрослеть".
"Она – не щенок нашего племени! – напомнил волк Шуллат, которая, казалось, всякий раз забывала об этом, когда ей того хотелось. – И тебе не следовало говорить с девочкой об охоте, особенно если на деле ты и не собиралась брать ее с собой!" "Нет, почему же, я как раз хотела, чтобы она пошла с нами!" – начала она упрямо, но Хан прервал ее, зло огрызнувшись:
"Нет, не хочешь!" "И как это, интересно, ты можешь знать лучше меня самой, что мне нужно и чего я хочу?" "Могу! – зло огрызнулся волк. – Все, чего ты хотела, это чтобы она обратила на тебя внимание, занялась тобой. Ты хотела, чтобы она восхищалась тобой – какая ты сильная, смелая и ловкая. И еще – чтобы она увидела, от чего ты ради нее отказываешься. И была тебе благодарна…" "Все совсем не так! " "Разве? А почему тогда у тебя такой взгляд, словно ты своровала олений бок? " "Ну… Совсем не так, не совсем так… Да, я чувству себя немного виноватой…
Сама не знаю, в чем. Но это вовсе не означает, что я действительно в чем-то провинилась, просто…" "Ты эгоистка. Мне стыдно, что ты – моя сестра", – и, отвернувшись, волк затрусил вперед.
"Постой! Я хотела спросить: что мне делать? Вести ее в снега, или…" "Ты запутала следы, тебе их и распутывать", – он убежал, оставив сестру стоять, переступая с лапы на лапу, поскуливая толи от холода, а толи от обиды.
"Ну и ладно. Не больно-то хотелось! – когда обида, заполнив собой все ее сердце, вытеснила из него остальные чувства, волчица повернулась и, недовольно ворча себе под нос, побежала назад, к повозке Мати. – Я и сама справлюсь!" Девочка ждала ее. Воровато оглядевшись вокруг, видя, что рядом с повозкой слишком много чужих глаз и ушей, она поманила подругу внутрь, где, подтянув к себе морду волчицы, зашептала:
– Ну, как, мы идем?
"Куда?" – проворчала Шуллат, еще не успев отойти от разговора с братом.
– На охоту! – ее глаза горели ожиданием и нетерпением.
"На охоту…" – повторила та, подтянула к морде переднюю лапу, начав ее старательно зализывать, будто та была поранена.
– Если хочешь, возьмем с собой Хана и…
"Нет! – поспешно прервала подругу Шуши. – Мы пойдем вдвоем. Так нам никто не будет мешать, тянуть в разные стороны, и вообще… Ты готова? " -Конечно!
"Охота жестока. Ты представляешь, что тебе придется увидеть?" -Представляю, представляю! – она чувствовала себя лишь в шаге от столь страстно желаемого! Ее душа трепетала, лицо светилось радостью. Боясь, что подруга в последний миг передумает, она поспешно продолжала: – Да не бойся за меня! Вот, – она вытащила из рукава длинный острый нож, спеша показать его подруге, – я знаю, как с ним обращаться! Отец учил меня. И я смогу постоять за себя!
