— Признаю: был дураком! — бросил Кирбит. — Заигрался малость. Но помни, ты мне обещал. На этот раз я не оплошаю.
— Замётано. — сказал Лён и припустил вслед за Долбером, пока тот не замешался в толпу приезжих женихов.
Дубовые ворота, обитые железом, украшенные чугунными орлами, со скрипом отворялись на своих могучих петлях. Толпа женихов загомонила и стала пробиваться ко входу. Перед воротами стояли копейщики в красных кафтанах. Они бесцеремонно выставили вперёд копья, сдерживая напор толпы. Постепенно женихи выстроились в очередь, переговариваясь меж собой. Трое путников оказались почти в самом конце, а перед ними возбуждённо привставал на стременах тот молодец, который обогнал их на горке — красавец с глянцево-чёрными кудрями, с лиловыми глазами, словно подёрнутыми томной поволокой, щегольскими усиками над ярким, сочным ртом. Одет он был богато: высокая парчовая шапка с енотовой опушкой была украшена фазаньим пером и пристёжкой сплошь в мелких бриллиантах. Расшитый золотым галуном кафтан из редкостного фиолетово-пурпурного бархата по запястьям схвачен широкими жемчужными браслетами. Красные сапоги мягкой кожи с высокими голенищами — не чета тем сапогам, что на Долбере — поистине царские сапожки. Всё убранство жениховского коня было изысканно-богатым, а к седлу с двух сторон приторочены большие торбы — явно не пустые, а что в них — догадывайся.
— Вы последний? — нелепо спросил Долбер, протягивая руку к этой пёстрой птице и едва касаясь вышивки на рукаве его.
— Не хватай смердецкими лапами, пся крэв! — презрительно обронил тот и отшвырнул рукой с хлыстом руку Долбера.
— Да, публика здесь знатная! — с довольным видом оглядевшись, заметил Кирбит.
— Вы не против? — с язвительной любезностью обратился он к шляхетскому жениху. — Мы тут с нашим другом, так сказать, друзья в несчастье, ибо любовное помрачение есть не что иное, как род болезни.
Поляк глянул на него с неприязнью, но жёлтые глаза Кирбита, а особенно его сабля, на рукоять которой он так небрежно положил пальцы, убедили его в том, что молчание — золото.
Спустя часа полтора очередь трёх путешественников приблизилась к массивной башне входа.
— Надеюсь, ты не собираешься в самом деле свататься к царевне? — спросил Лён на ухо ханского потомка.
— Вообще-то собираюсь. — ответил тот. — Но не сейчас. Вот получу обещанное, тогда и займусь устройством личной жизни.
Однако, едва они достигли входа, все трое подверглись своеобразному допросу.
— Жених? — кратко спросили Долбера.
— Жених. — подтвердил тот.
— Проходи. — так же кратко ответили ему.
Долбер повиновался и проехал под остриями кованой решётки, причём хвост шляхетской кобылы махнул его Каурого по морде. Каурый всхрапнул и страстно схватил зубами этот обольстительный хвост, за что и получил от шляха хлыстом по носу.
— Жених? — спросили Лёна хмурые копейщики.
— Да нет, — слегка растерялся он. — Мы тут с нашим другом.
— Отходи. — велели ему и стали отталкивать копьями в сторону.
— А что такое?! — возмутился Кирбит. — Я жених! У меня полна кубышка!
И беспрепятственно прошёл в ворота.
— Я тоже жених! — запоздало крикнул Лён, но тут стража выскочила из ворот и попёрла его топориками в сторону. Так он и остался стоять, глядя, как женихи всех возрастов и состояний проходят внутрь.
Примерно час он слонялся под крепостной стеной, не зная, что делать. Потом рассердился:
— Да что это такое! Чем они там занимаются?!
И, взмахнув вкруг себя руками, обернулся соколом и перелетел через стену и стражников, которые ходили по ней. Далее он свистнул серой молнией над людными улицами, площадью, шумным базаром и перелетел через дворцовую стену.
Среди большого двора стояли лошади приезжих, а сами они готовились ко встрече с невестой: мылись в деревянных бадейках, которые им услужливо подавали слуги, надевали новые одежды, причёсывались, охорашивались. Те, что побогаче, устроились с большим удобством — им отвели лучшие места, им прислуживали многие слуги. За всё тут платили — даже за воду. Поэтому Долбер, у которого в карманах не имелось ни полушки, с огорчённым видом сидел в стороне, а рядом сидел Кирбит, для которого, как для истинного сына степей, купание было понятием чуждым. Он прижимал к себе свою заветную торбочку и не проявлял ни малейшего желания помочь Долберу в его проблеме.
Дело в том, что ночёвки под открытым небом да ещё прямо на земле нанесли значительный ущерб и без того скромному одеянию Долбера. Он чувствовал себя очень неуютно, когда мимо него, спеша с полными бадейками воды и чистыми рушниками, бегали царские слуги, так и норовя задеть его ногами.
— Ну что, убедился? — спросил его Лён, опускаясь на плечо приятеля.
— Это ты, Лён? — печально отозвался тот.
— Давай уйдём, пока не поздно. — предложил товарищ.
— Ну нет! — запротестовал Кирбит. — Тут намечается застолье, и нас, как женихов, обязаны накормить досыта. Когда ещё поешь!
Тут в самом деле слуги стали зазывать гостей на пир, и приглашение было столь радушным, что не оставалось сомнений — ко встрече женихов готовились.
Но и в пиршественном зале Долбера ждало разочарование — ему отвели место в самом дальнем конце длинного стола. Скатерти, укрывшие это мощное сооружение, были разнообразны. У царских кресел — парчовые, у среднего стола — бархатные. Далее — шёлковые, сафьяновые, холщовые и вовсе никакие. Вот трое путников и оказались возле голых досок. Вернее, двое, потому что Лён в виде сокола по-прежнему сидел на плече у друга.
Прислуга, вся в поту, разносила по гостям огромные блюда, на которых истекали сочным жиром молочные поросята, жареные гуси, сотни уток. Отдельно резали с говяжьей туши большие пахучие куски. Несли горою хлеб: узорчатые караваи, пышные калачи, сладкие кренделя, всякое печенье. Кувшины с вином, брагой, медовухой опустевали в момент и тут же наполнялись снова. Большие плошки с мёдом, творогом и редким лакомством — рисом — громоздились на столах. Огромные подносы с яблоками, сливами и вишней. Всё это проносилось мимо дальнего конца и устремлялось к богатым гостям. Те, что оказались в конце стола, получали какие-то жалкие объедки.
Неподалёку сидел польский жених и с гримасой недовольства оглядывался по сторонам, напрасно стараясь привлечь к себе внимание прислуги.
— Возмутительно. — буркнул Кирбит, вытаскивая из простой деревянной миски какой-то мосол с остатками мяса.
— На, лопай. — сказал он Лёну, поднося к его клюву отбрывок хряща.
Но сокол сорвался с плеча Долбера и с резким свистом полетел вдоль пиршественного стола, ныряя в воздухе до самых блюд, взмывая вверх и молнией шныряя между женихами. Гости уже порядком запьянели, поэтому принялись бросать в нахальную птицу костями, а то и целыми кусками. Под шум да крик потомок степного хана натаскал с чужих столов порядком снеди и они с Долбером прекрасно закусили, а сокол взлетел и уселся на резном украшении под сводами палаты.
