Только рассказав Нюте про сны, она наконец-то поняла, что эти самые сны беспокоили ее значительно больше, чем она изначально полагала.
— Это наваждение какое-то! Ты не представляешь, сколько я всего сделала, чтобы быть с Марком. И он меня так любит, пылинки сдувает. Так почему я… Почему?!
Сестра растерянно молчала.
— Может, — сказала она осторожно, — тебе стоит поговорить с Марком. Говорят, эти немцы не такие уж дикари, — попыталась пошутить Нюта.
— У меня особый случай! Мне попались дикари…
Где-то на улице мяукнул кот, надрывалась полицейская сирена.
— Ну а, — Нюта замялась, — что у тебя с этим Эрихом?
— Я… он говорил, что любит меня.
— Он врал?
— Не думаю… Он просто… наломал много дров.
— Дрова — это не всегда плохо, можно из низ разжечь костер.
— Хорошо ты это сказала, конечно… Звучит красиво, но суть не в этом.
— Хочешь сути?! Хорошо, будет тебе суть! Ты сама не знаешь, чего хочешь, София! Я тебе задаю вопрос, а ты морозишься. Давай четкие ответы, и я, так и быть, буду давать такие же советы. Начнем.
София надпила из своего бокала, и скривилась.
— Будем считать это согласием, — Нюта кивнула. — Итак, почему ты с Марком, а думаешь о каком-то Эрихе?
— Видимо, потому что мне его иногда… Да не знаю я, почему! Я Марка любила всегда, ты даже не представляешь, как долго!
— Но чувства могут меняться! Даже то, как ты только что сказала «Я марка любила…». Любила? Может, твои чувства изменились? Могло такое быть?!
София опустила голову на сложенные руки. Могли ли её чувства измениться? Но тогда получается, что она сама — дура, ведь сейчас думает о мужчине, от которого пыталась избавиться еще в девятнадцатом веке!
— Как же всё сложно! — запричитала София. — Сложно! Я хочу спать.
— Намек поняла.
Нюта разложила для сестры диван в гостиной.
София уснула не сразу. Она укрылась потеплее, закрыла глаза и прошептала:
— Сафрон, кто бы ты ни была, как бы ты ни появилась в моем сознании… ты нужна мне… покажи, что именно я должна знать.
Никто не отвечал… София еще долго не могла уснуть.
•• ••• ••
Она провела у сестры три ночи, и два дня. Вечером выходила погулять, заново привыкала к шумному городу.
За почти год жизни за городом София успела отвыкнуть от Киева. Казалось бы, немногое изменилось, ведь работала-то София по-прежнему в столице, но нет…
Ей нравился красный корпус университета Шевченко. Нравился и Андреевский спуск с его цокающей брусчаткой и бесконечными сувенирными лавками. Зазеленённый Голосеевский район ей тоже нравился, но туда она почему-то ездила редко.
Как только иностранцы не называли Киев! Спокойный, развратный, скучный, дикий, советский, исторический. Это был город, который она очень любила!
Возможно, душа Сафрон потому-то и выбрала это место — чувствовала его энергетику?
Вспомнилась их с Эриком прогулка, когда он ей рассказал о том, кто он. Вспомнился берег Днепра, и корка льда у берега, и солнце, и ветер, что так и норовил растрепать Эриху волосы. Вспомнилось, как он смотрел на то солнце. Интересно, к чему ей это всё… вспомнилось.
Как давно всё это было, будто в другой жизни, когда она еще не знала, кто она, и от кого прячется.
За последние месяца София почти полностью восстановила в памяти всю жизнь Тамары, вплоть до момента смерти.
И любовь свою к Марку как будто бы тоже вспомнила. Эти воспоминания были её якорем, за который она держалась из последних сил…
Из последних, потому что в Марка была влюблена Тамара из Нюрбегра, не София из Киева. Факт, который ей тоже пришлось вспомнить… и постараться забыть.
Эрих правду говорил, он был сам виноват в том, что Тамара его чуть ли не возненавидела. По отношении к ней он был высокомерен и нагл. Настоящий богатый сноб!
Ну а Марк… у Тамары не было шансов. В той жизни её (Тамару) никто не понимал, время было другое, с матерью девушка близка не была, и чуткий добрый защитник Марк стал её спасением, отрадой, и якорем по жизни. Как в такого не влюбиться?!
И все же, несмотря на множество воспоминаний, Софии иногда казалось, что она что-то упускает, что очень важное… Иногда, балансируя на грани сна и яви, они почти прикасалась к этому «нечто»… но те воспоминания снова ускользали от неё.
Ну а Марк. Для него ничего не изменилось, он видел в Софии Тамару. Говорил, что это не так, но ведь София не глупая.
Она говорила себе, что это не плохо, ведь Тамара — это тоже она, какая-то её часть, а значит, ничего страшного, ревновать не стоит. И все же…
В размышлениях, она пришла обратно к своему дому… и увидела у подъезда машину Марка.
— Здравствуйте, красавица, — Марк выглянул из окна и игриво подмигнул. — Вас подвезти?
София подыграла:
— Ой, не знаю, мне советовали в машину к незнакомцам не садиться.
— Что ты здесь делаешь? — спросила София.
Мужчина вышел из машины. В руках — букет цветов, которым он сразу же вручил Софии.
— В честь чего?
Марк прищурился. Вздохнул.
— Женщина, которую я люблю, захотела пожить у сестры. Как я должен к этому отнестись?
— Я говорила, что меня Нюта об этом попросила.
— София, — Марк сжал в ладонях её руку. — Я ктарх, и некоторые вещи могу увидеть, только посмотрев на человека. Я видел Нюту, и могу с уверенностью сказать, что с твоей сестрой все в порядке.
Он поцеловал её руку.
— Если я что-то сделал не так — давай мы это обсудим, и постараемся исправить. Но, — он сделал многозначительную паузу, — так поступать нельзя. Ты уехала, толком ничего не объяснив. Я дал тебе время, выждал немного, а сейчас приехал к тебе, чтобы во всем разобраться.
Он говорил так проникновенно, и его доводы были так логичны. София поняла, что для него её побег действительно выглядел странно. Да и за почти три дня, что она провела вдали от Марка и их дома, ничего не изменилось, Сафрон никак не дала о себе знать. София сдалась.
— Хорошо, Марк… поехали домой.
На его лицо отчетливо читалось облегчение.
До их дома был час езды, но из-за пробок в тот день нужно было больше времени. Сидя на пассажирском сидении, София смотрела на Марка, и думала, что ей очень повезло, что её любит такой мужчина. С этой мыслью она и провалилась в сон.
А в сне её ждала Сафрон, которая наконец-то рассказала ей правду.
Глава Двадцать Четвертая: Наконец-то, правда!
— Здравствуй, девочка. Вот мы и свиделись.
— Где мы?
Они с Сафрон находились в каком-то баре. Помещение было подвальное, без окон, выдержанное в необычном стиле 20-30х годов.
София осмотрелась: людей вокруг не было. Она увидела барную стойку, множество круглых столиков, обитые бархатом диваны у стен.
— Мы в прошлом, — сказала Сафрон, — в далеком прошлом.
Улыбка Сафрон была грустной, да и сама она выглядела необычно. Черты её лица будто смягчились, нос стал шире, губы — больше.
Сафрон заметила, что София ее рассматривает.
— Что, нежели замечаешь во мне что-то новое?
— Кажется, да, — смутилась София.
— Это потому, что вспоминаешь… сама о том не подозревая, вспоминаешь.
— Я не понимаю. Где мы находимся, мы снова в прошлом Тамары?
— Присядем? — Сафрон указала на высокое стройное кресло за барной стойкой. — Вот сюда садись… Нет, мы не в прошлом Тамары, она не имеет к этому никакого отношения. Мы в прошлом другой женщины, которую ты знаешь не хуже, а быть может, даже лучше Тамары. Вспоминай!
— Что я должна вспомнить?
— Что тебя прокляли, моя родная София.
— Но… кто меня проклял?
— Тот, кто тебя убил, конечно.
— Тамару?
— Нет, милая, не Тамару. Смотри внимательно, София. Смотри так, как если бы от этого твоя жизнь зависела.
Внезапно, София услышала музыку, что-то легкое, джазовое. Она обернулась, чтобы понять, откуда звучит мелодия, и поняла, что они с Сафрон больше не одни в этом полуночном баре.
