В его голове тут же пронеслись все события с момента последней встречи с чародейкой. Они были вместе так недолго, но теперь он хотел видеть ее больше всего на свете. Прикоснуться к ней. Обнять ее — и плевать, если она оттолкнет. Плевать, если снова начнет говорить, что они не могут быть вместе. Плевать, если рассердится и в порыве злости позволит ему захлебнуться. Сейчас для медведя на всем свете не было ничего важнее Ноэми — ее взгляда, ее голоса, ее прикосновения.
Что будет сейчас, когда она посмотрит на него? Обвинит в том, что он не доехал до Старгорда, в который она, рискуя своей жизнью, везла его? Обрадуется его появлению и отпустит очередное циничное замечание? Безразлично взглянет и сообщит какие-то важные вещи, на которые ему плевать?
Мысли о том, что произойдет, когда они встретятся, менялись одна за другой, поднимая целый вихрь в голове странника, закручивали бесконечную череду возможных исходов и не давали ни на один из них ответа потому, что, как только странник задерживал внимание на чем-то одном, оно тут же исчезало и заставляло думать уже о третьем, затем о четвертом, о пятом, шестом и так далее и так далее. Единственное, что объединяло весь ураган этих мыслей, — была Ноэми. Чародейка. Одна из самых могущественных волшебниц на Неймерии, стоящая где-то в виде образа, который он четко помнил, и смотрящая своими васильковыми глазами, как он бежит к ней.
Конь, которого он забрал в Стологе, галопом спускался с горы и вилял к берегу вслед за дорогой. Люди, беззаботно бродившие по улице и доделывающие все свои дневные дела, в ужасе расступались перед бесстрашным всадником и кидали ему вслед проклятия.
Сарвилл несся среди недостроенных лодок, деревянных домов, загонов для скота, опустевших рыночных лавок, нищих, укутанных в обветшалые меха. Тонкий месяц, подвешенный на небесах, следовал за странником с интересом, подглядывая, куда тот спешит этим совершенно обычным вечером.
Оказавшись на небольшом холме, с которого было видно берег, он увидел ее. Ноэми стояла вдалеке, повернувшись лицом к морю, но медведь точно знал, что это она. Ее тонкая талия тенью бросалась на воду, убегая от яркого месяца, который странник привел следом за собой.
Сарвилл спешился и пошел медленным шагом. Теперь он не торопился. Теперь ничто не могло забрать ее у него. Вот она. В пределах видимости. И если хоть кто-то посмеет сейчас отнять ее, он тут же превратит наглеца в пепел. Больше никакой пощады. Никаких уступок самой судьбе. Он будет брать все, что принадлежит ему по праву всех этих надоедливых предсказаний, и, если кто-то решит пойти против его воли, он не станет слушать.
Его руки странным образом дрожали, дыхание перехватывало в груди, и весь ворох нещадных мыслей, преследующих его всю дорогу, больше не крутился в голове. Он смотрел на силуэт чародейки, наслаждаясь каждой деталью самого желанного для него образа. Медведь жаждал немедленно оказаться рядом с ней и в то же время не хотел этого. Он так и не нашел ответ на вопрос, что будет дальше. Что будет, когда она посмотрит на него.
Порыв ветра подул со стороны моря, словно подсказывая Ноэми, чтобы она обернулась, и ее голова послушалась. Сарвилл увидел это и остановился в нескольких саженях.
— Ноэ… — еле слышно сказал он, утопив свой голос в приливе Рваного Моря.
— Сарвилл… — голос чародейки задрожал. Она не оборачивалась полностью, видя лишь очертания странника.
— Почему ты плачешь? — неуверенно спросил он.
Волна накатила к самым ногам волшебницы, и черная от ночи вода медленно уползла обратно.
— Я… — Она не договорила.
Он сделал несколько шагов вперед и встал рядом, вглядываясь во тьму, что царила над морем, вслед за ее взглядом. Он посмотрел на Ноэми. Теперь медведь наконец видел ее лицо, слезы отражали свет огней, которые Сарвилл пустил вокруг, чтобы рассеять тьму.
— Я чувствую твою силу, медведь. Ты не терял времени даром… — Она постаралась сказать это тем железным голосом, которым говорила обычно, но в конце концов что-то задушило ее слова.
Чародейка словно боялась смотреть на него и лишь теребила в руках бирюзовый медальон в форме солнца, подаренный ей странником еще в Аарде.
— Я многому научился с нашей последней встречи…
Она не ответила. Не могла. Ком, стоящий в горле, просто не позволял этого сделать. Если она что-то скажет, то больше не сможет себя контролировать и разрыдается как маленькая девочка. Поэтому вместо ответа звучал лишь голос волн, что накатывали на сушу, ударяя обломки старых разрушенных кораблей о камни на берегу.
— Я искал тебя с тех пор… — сказал наконец он.
— Я знаю… — у Ноэми получилось вымолвить. Коротко. Быстро. Скупо.
— Прости меня. Я не послушал и все равно вернулся за тобой.
— Я знала, что не послушаешь.
Он хотел взять ее за руку, но она отпрянула. Странник тут же перестал, чтобы не спугнуть свое счастье, так осторожно трепетавшее неподалеку, но готовое встрепенуть крыльями и улететь.
— Все же. Почему ты плачешь?
— Я говорила, что мы не можем быть вместе, помнишь?
— Да. Когда я дарил тебе этот медальон.
— Это еще не все.
— Что?
— Теперь ты Огонь, Сарвилл. Настоящий!.. — Последнее слово вырвалось у нее из груди, словно пламя, в которое плеснули масла, и подобно реву львицы, потерявшей своих детей, ее стон разнесся по пустынному берегу.
Сарвилл хотел обнять волшебницу, но страх испугать ее остановил его. Он молчал, пока она не смогла вновь ровно дышать.
— Прости, что не сказала тебе этого раньше… — Теперь у Ноэми легче получалось говорить.
— Я всегда был огнем. О чем ты говоришь?
— Ты стал очень силен, и теперь огня в тебе больше, чем плоти.
— Брось говорить загадками, Ноэ. Я побывал в самой бездне, чтобы найти тебя.
— Ты всегда знал, что я Вода. Ты же знаешь, что вода делает с огнем?
— Знаю, но…
— Теперь ты никогда не сможешь прикоснуться ко мне, Сарвилл.
В глазах Сарвилла заполыхало пламя.
— Это неправда, — он начал мотать головой как помешанный. — Дай мне руку, Ноэ.
— Нет.
— Дай мне руку, Ноэми! — не помня себя от ярости, он прокричал в темноту и сбросил плащ.
Его рука тянулась к ней, разбросав вокруг множество огней, но, не переступая невидимую черту, ждала ответа.
— Прикоснись ко мне, Ноэ, — сказал он уже более спокойно, но теперь умоляя ее сделать это.
Слезы по щекам чародейки скатывались чаще и падали на снег, с которого их тут же слизывала соленая вода. Но она поддалась, медленно потянув свою ладонь к его.
Рука Сарвилла стала ярко-красной, делаясь все ярче и ярче, чем ближе становилась Ноэми. Невидимая сила пыталась оттолкнуть его ладонь, но он удерживал ее изо всех сил, уже понимая, что что-то мешает им прикоснуться друг к другу. Ладонь Ноэми двигалась медленно. Чародейка тоже ощущала его сопротивление, а вся ее рука светилась голубым.
— Все, Сарвилл. Я не могу больше.
— Нет! Продолжай! Прошу! — выкрикнул он из последних сил и упал на колени.
Не в силах больше удержать собственную руку, он сделал рывок и обхватил ее тонкие пальцы. По венам разлился жуткий холод, и его дыхание перехватило. Медведь чувствовал, что сердце начало биться медленнее, и упал на гальку, выпустив руку Ноэми из своей.
Странник лежал, тяжело дыша, и не мог произнести ни слова. Ярко светящий все это время месяц спрятался за небольшую тучу, словно больше не мог подглядывать за несчастными.
— Бурлящая бездна! Этого не может быть, Ноэ! Почему ты не сказала? Почему? — Сарвилл спрятал лицо в ладонях, все еще не в силах подняться.
— Есть то, что важнее нас двоих, Сарвилл. То, что мы испытываем друг к другу, не должно быть выше тысяч невинных жизней. Я люблю тебя, но… — Она провела рукой по щеке, которая теперь совсем высохла.
Ноэми, казалось, хотела еще что-то сказать, но вместо этого только испустила дрожащий выдох. Надела перчатку и ушла, растворившись в темноте ночного Амарилиза.
***
