отряд отчаянных головорезов… вроде тех, которых ты поручил мне возглавить. В узкой горловине эти три сотни на какое-то время остановят любого врага. А когда там закипит бой и эти… как ты их назвал? — римляне завязнут, я велел бы своим стрелкам бить по ним сверху, с обеих сторон ущелья, пока они не смешают порядки. До этого времени моя конница стояла бы укрытая за одним кряжем, а колесницы — за другим. Вот тут я разом бросил бы их в бой, чтобы клочки по закоулочкам полетели…
У Брана загорелись глаза.
— Именно так, король Валузии! В точности так я и хотел поступить!
— Но что все-таки с их лазутчиками?
— Мои воины — что пантеры. Они умеют спрятаться под самым носом у римлян. Те, что въедут в долину, увидят лишь то, что мы им позволим увидеть. А кто взберется на кряжи — не возвратится назад, чтобы рассказать. Меткая стрела летит быстро и разит тихо…
Теперь ты понимаешь, король Кулл, что все зависит от храбрецов, которые запрут горловину. Это должны быть опытные воины, способные в пешем строю выдерживать натиск легионеров, давая время ловушке захлопнуться. Таких бойцов, как эти северяне, у меня попросту нет… Моих голых дикарей с их короткими мечами закованные в латы легионеры попросту сметут и затопчут. Кельты вооружены получше, но их броня для такого дела тоже не очень подходит. К тому же они не привыкли сражаться пешими, да и расчет у меня на них совсем другой…
Видишь теперь, отчего я так отчаянно нуждался в морских разбойниках? Встанешь ли ты с ними в горловине, король Кулл? Удержишь ли римлян, пока я не захлопну ловушку? Только помни, большинство из вас обречено пасть…
Кулл улыбнулся.
— Я, — сказал он, — всю жизнь только и делаю, что играю со смертью. Кроме того, здесь нет моего главного советника Ту с его любимой песней о том, что моя-де жизнь принадлежит Валузии и я не имею права ею рисковать… — Он не договорил, а на лице возникло странноватое выражение. — Во имя Валки! — воскликнул он с неуверенным смешком. — Я все время забываю, что это лишь сон! Все кажется таким всамделишным… Но я сплю, конечно же, я сплю. А если меня убьют — я всего лишь проснусь в своем дворце, в знакомой постели… как и много-много раз прежде… Идем же, король Каледонии! Расставляй войско!
Кормак шагал к своим воинам, полный недоумения. Гонар определенно вел какую-то свою игру… И тем не менее — Кормак слышал, как спорили воины, проверяя оружие и готовясь занимать назначенные им места. Кто-то клялся, будто черноволосый пришелец был сам Нейд, кельтский Бог воинов. Другие утверждали, что Гонар вызвал из прошлого знаменитого короля, правившего еще до Потопа. Третьи полагали, что к ним явился легендарный герой прямиком из Вальхаллы. Нет, возражали четвертые, это вовсе не человек, а призрак бесплотный. Ничего себе бесплотный, замечали пятые, а кровь? Даже и у Богов идет кровь, хотя они и не умирают, — горячились шестые…
Как бы то ни было, размышлял Кормак, даже если Гонар всех обманул, воины уверились в помощи свыше, а значит, старик своей цели добился. Вера в то, что среди них сражается посланец Небес, равно воспламенила и вдохновила кельтов, пиктов и викингов.
«А сам-то я во что верю?..» — спросил себя Кормак. Кулл определенно был уроженцем какой-то очень далекой страны. Но кроме того… Весь его вид, любое действие и движение некоторым образом свидетельствовали о различии более глубоком, нежели отдаленность в пространстве. От Кулла определенно веяло иным временем, да что там! — иной эрой, эпохой, туманным провалом подернутых мраком веков!
Кормак пытался это постичь — и не мог, и лишь качал головой, посмеиваясь на ходу над собственным недомыслием…
Два диких клана северян
Стояли в полумгле,
И внятно слышал каждый клан
Далекий, тяжкий шаг:
То Рим живой стеною спряг
Народы на земле.
Гилберт Кийт Честертон
Солнце клонилось к западу. На долину незримым туманом опустилась тишина. Кормак подобрал повод, оглядывая кручи, вздымавшиеся по обе стороны. Они густо заросли пышным вереском, и там, под надежной защитой, сотнями скрывались дикие воины; заподозрить их присутствие было не в человеческих силах. А в самом узком месте долины, выстроенные сплоченным клином, стояли несокрушимые северяне. И острием этому клину служил человек, называвший себя Куллом, королем Валузии. Шлема он так и не надел, решив ограничиться широким, странной работы головным обручем из необычно твердого золота, но на левой руке у него висел широкий щит, принадлежавший покойному Рогнару. А в правой руке Кулл держал железную булаву, позаимствованную у него же. Викинги, стоявшие по сторонам, поглядывали на нового предводителя с обожанием — благоговейным и свирепым одновременно. Они не понимали его языка, а он — их. Но в дальнейших командах никакой надобности уже не было. Бран поставил их здесь, в горловине ущелья, с единственным наказом — держаться!
Бран Мак Морн немного помешкал рядом с Куллом… Они стояли друг против друга — король, чье королевство еще не родилось на свет, и другой король, чья держава давным-давно сокрылась в бездне дальних эпох. Два короля тьмы, подумалось Кормаку. Безымянные короли ночи, чьи владения подернула тень…
Вождь пиктов протянул руку.
— Король Кулл, — сказал он. — Ты гораздо больше, чем просто король. Ты — мужчина! Возможно, обоих нас не станет уже через час. Но если мы выживем — проси у меня, чего ни пожелаешь…
Кулл ответил крепким рукопожатием и улыбнулся.
— Ты тоже мне как раз по сердцу, король теней. Я, конечно, сплю, но ты — не просто игра моего сонного воображения! Надеюсь, мы с тобой когда-нибудь повстречаемся наяву…
Ничего не поняв, Бран тряхнул головой, вскочил в седло и поехал прочь, взбираясь по восточному склону долины. Когда он скрылся из виду, Кормак, помедлив, все же спросил:
— Скажи, удивительный человек, ты вправду из плоти и крови или ты все-таки призрак?..
Кулл ответил:
— Когда мы спим, мы все из плоти и крови… По крайней мере — доколе длится сон. Сейчас я переживаю сновидческое приключение, каких у меня еще не бывало. Но ты, обреченный рассеяться в ничто с моим пробуждением, покамест кажешься мне таким же вещественным и живым,
