Они оставили его с псами. Толпа воинов рассеялась, тьма прокралась в лагерь. Рент увидел Говера и Нилгхана, пошел к ним.
- Во рту моем было мокро, - сказал Нилгхан. - Уже семь сердец бились в груди. Я готов был умереть и мечтал увидеть выхваченный тобой нож, щенок. Трупы и кровь на земле. Наглый воевода, осевший с головой меж колен. Удивление на этой роже помогло бы мне уплыть в королевство счастливых снов. - Тут лицо исказилось негодованием. - А ты его спрятал.
- Мне посоветовали терпение, - ответил Рент, пинками отбрасывая камни, чтобы было где сесть. - Терпеть мне не нравится. Они навредят Дамиску, а я буду беспомощен. Терпение, похоже, сродни жестокости.
Говер смотрел на десятерых псов у ног полукровки. - Эти псы не похожи на остальных. Равнодушны к запаху волков. Восхитительные союзники, Рент. Карса Орлонг одарил тебя жизнью - но, кажется, еще не все дары вручены.
- Теперь даже саэмды с нами, - бурчал Нилгхан, хмуро глядя себе под ноги, нетерпеливо шагая по кругу. - Где же затаилась Сука-Война, брат? - на третьем круге он сдался, сел, устроившись поудобнее. - В лагерь сбежались все саэмды, какие есть. Гадят повсюду. Скоро тут начнутся болезни. Видел эти туши карибу? Еды много, но предложили ли ее нам? Воевода даже не приветствовал владыку Черных Жекков. Короче, нас оскорбили и обрекли на голодную смерть.
- Вскоре, - рыкнул Говер, - ты скажешь так много слов, сколько саэмдов в лагере. Помолчи. Я должен подумать.
- Тогда я буду говорить не с тобой, а с Рентом. Вот он поймет мою мудрость. Сиди, щенок. Ночью больше ничего не случится. Твои сестры делают как все сестры - шепчутся и сплетничают в своей своре. Примут решения, и мир мужчин изменится, хотя мы сами не узнаем. Ночью женщины переделывают мир. Всегда так было. - Он замолчал, почесываясь. - В великих логовах юга женщины выходят на улицу - не помню, в какой день недели - чтобы восславить богиню, называемую Нелюбимой. Она матрона вдов или простых женщин, что бы это ни значило. Это женские секреты. На главной площади случается ритуал: сотни, даже тысячи женщин становятся в круг. Верховная жрица выходит в середину, в доспехе и с заточенным мечом. Ее враг приближается, полная броня, лицо закрыто шлемом и маской из чешуек или монет. Он также держит меч в правой руке. Толпа поет что-то ужасное, на мой слух. Все громче, чем ближе враг к Нелюбимой. - Он помолчал, ища Рента в сумраке. - Не спишь, щенок?
- Нет, - отозвался Рент.
- Тем хуже, - пробормотал Говер.
- Но левая рука, вот что разделяет их. Подняв левую, Верховная жрица ударяет правой! Меч сражает врага! Толпа ревет, затем все рыдают, унося тело в потоках крови...
- Она взаправду его убивает?
- Нет. Подделка. Я был очень разочарован. Что это за вера, что за шарада без настоящей крови? Но преступление длится. Той ночью все эти женщины возлегают не с мужчинами, но с другими женщинами. Долой мужей. Долой любовников. Даже смелые воины с ледяного севера, победители на всех возможных путях, остаются одни, и никто не ублажает их нужду. Южане странные люди, щенок.
- Но...
Нилгхан поднял смуглую руку. - Я не закончил.
- О духи мха и костей, - застонал Говер.
- Теперь у тебя есть сестры, так будь предупрежден. Сестры не похожи на матерей, на бабок и даже на дочерей. Может, они сами Д'айверсы, злобные демоны, принимающие наше обличье. Они думают за тебя. Они и решают за тебя, да. Они чертят карту твоего будущего, не ожидая, что ты пойдешь по тропе. Нет, они хотят насладиться разочарованием, что ты непослушен.
- У тебя есть сестры, Нилгхан?
- Нет, за что еженощно благодарю Нежеланную.
- Я думал, она Нелюбимая?
Жекк махнул волосатой рукой. - Нежеланная, Нелюбимая, Недобрая, как угодно.
- Думаю, - сказал Рент, - мне нужно поспать.
Солнце раскрашивало восточное небо. Рент сел. Десять псов подняли головы, рассматривая его. Они спали, окружив Рента, Говера и Нилгхана. Жекки храпели в унисон, укутавшись мехами.
Сон тревожил Рента. Яростный удар по затылку не был болезненным, просто ошеломляющим. Не как кулаком или еще чем твердым. Просто воображение? И как мог он очнуться не очнувшись, но оказавшись в другом сне?
Он полз, ища мать. Но не нашел. Слабое дитя, едва способное шевелить руками и ногами - он даже не помнил такого раннего детства. Его всегда окружала сила. Камни ударялись в спину и он смеялся, хотя внутри некто желал лишь сбежать и сжаться клубком.
Но какая польза здесь от его силы?
Вокруг тоже просыпались. Новый дым валил от костров и земляных очагов, где-то лаяли псы. Рент увидел Делас Фану. Встал, натянул меховую шубу. Воздух был холоден, но ясное небо сулило жару.
- Брат, - сказала она, - хорошо ли выспался?
- Нет. Что сделают с Дамиском?
Она тут же отвела взгляд. - Уже.
- Он умер?!
- Нет, но скоро умрет. - Она помялась. - Это неприятно. Лучше не ходи, ведь уже ничего не сделать. Оставь Дамиска его судьбе.
- Я увижу его, - сказал Рент, - поговорю с ним.
- Рент...
- Он мой друг и я ... перекинусь с ним последними словами. Или Элейда Тароса страшит даже это?
- Напротив, - сказала Делас Фана, кривя губы, - он будет восторгаться, видя тебя свидетелем. Может, даже ожидает момента, предвкушая твою боль.
- Не понимаю. Почему чужая боль должна его радовать?
- Твой отец убил его отца, братьев. Разрушил его дом и завалил в постель мать. Старые раны, но они еще кровоточат. - Она пожала плечами. - Я мало знакома с Элейдом Таросом, но он кажется мне тем, кто готов до конца жизни высасывать кровь и гной из своих ран. Он скажет тебе, что это дает силу. Но глаза его мертвы, оживляясь лишь при виде чужих ран. Для Элейда Тароса боль - то, что нас связывает. Он обитает в холодном месте, Рент, и стремится обдать холодом весь мир.
- Не хочу оставаться здесь.
- Он тебя не выпустит. Как и меня. Сможем ли мы убежать? Может быть. Но говорят, лагерь будет оставлен сегодня. На севере слышали гром.
- Гром?
Она снова отвела глаза. - Знамение. Как сказала сестра, некая тайна вызвала наше... переселение. Теблоры идут за Элейдом Таросом, потому что должны. Как и саэмды, Яркий Узел и остальные народы севера.
- Будет война?
Она лишь кивнула.
- Что с Серебряным Озером, где живет мама?
- Надейся, - отозвалась она, - что им удастся сбежать. Не будет завоеваний и удержаний, Рент. Начав двигаться, армии воеводы не остановятся.
- Значит, Элейд Тарос убьет и мою мать. - Рент положил руку на рукоять ножа. - К чему мне блюсти законы Теблоров? Если нож и одержим демоном, он все же мой.
- Встанешь против целой армии?
- Они так жаждут битвы. Почему нет?
- Тогда умрут все - твои сестры, Жекки. Псы.
Он обернулся к ней. - Ты сковала меня, Делас Фана. Ты и остальные - все вы сковали меня.
- Семья, - ответила она ровным тоном. - Ты начал понимать. - Тут она хлопнула его по плечу. - Ну, идем.
- Куда?
- К Дамиску.
Это было не вполне правдой, но и не ложью. Сюниды ослабели после целенаправленных усилий уничтожить дичь в их владениях. Безоглядное истребление стало первым камнем лавины. Дальнейшее было неизбежным.
В юности Дамиск не задавался вопросами. Считал, будто принимать мир как он есть значит быть мудрецом. Он не из любителей идей, мечтаний и даже верований. Ничто человеческое не вдохновляло юного охотника с морщинами вокруг глаз - глаз, утомленных огромными расстояниями и просторами. Дикая природа подавляла его. Север делал человека мелким, но каждое его решение монументальным. Какой путь выбрать? Идти дальше или возвращаться? Стрелы срывались с его тетивы, снова и снова оканчивая чьи-то жизни. Животные лежали на земле, свет покидал глаза и крики затихали, неровные вздохи становились слабее, пока не наступала тишина, пока безмолвие не окутывало всё вокруг.
Деревьям и скалам было всё равно. Небо никогда не отводило взор. Облака не проливали слез горя. Однако нить жизни рвалась, и Дамиск вытаскивал нож и веревку, оценивая прочность сучьев. Вешал тушу вниз головой, выпуская кровь. Проводил рукой по шкуре, определяя ее ценность. Думал о полном желудке, всматривался в небо, замечая кондоров и воронов. Охота была уместна в Вольных землях, ибо Воля привечала волков и острозубых котов, медведей и росомах, сов и ястребов, змей в сухих листьях, зимородков над ручьями.
