Ознакомительная версия.
— И мать приказала мне уходить. — И опять в голосе Хельги прозвучала обжигающая ненависть. — Пригрозила, что если я опять посмею побеспокоить ее, то она спустит на меня собак или прикажет слугам хорошенько отколошматить надоедливую девчонку. А знаешь, что меня разозлило больше всего?
Я промолчала, справедливо сочтя этот вопрос риторическим. Право слово, откуда мне знать, каким будет ответ.
— Все это время она держала тебя на руках, — с бешенством фыркнула Хельга. — Хорошенькую кудрявую девочку в белом кружевном платьице. Ты наверняка это не запомнила, слишком мала была. Но я… Я прекрасно помню, с какой нежностью и любовью она смотрела на тебя. Потом Ардали ушла, а я еще долго стояла и тупо глядела на захлопнувшуюся калитку, отчаянно надеясь, что она одумается и вернется. Прошло не меньше часа, когда я поняла, что этого не произойдет. И именно тогда я поклялась, что однажды отомщу ей. Однажды она вспомнит этот день, когда дочь умоляла ее помочь. А еще я поклялась, что ты тоже пройдешь через все эти унижения и на собственной шкуре поймешь, сколько стоит кусок хлеба!
Удивительное дело, но в этот момент мне стало по-настоящему жалко Хельгу. О да, она добилась своего! Я в самом деле ощутила вкус горькой безнадежности и прошла через многое, силясь выжить в равнодушном к чужим бедам городе.
— И что было потом? — спросила я, когда пауза слишком затянулась. Хельга словно забыла о моем присутствии, вновь слизнув выступившие на лице Гарольда капли крови.
— Потом… — Хельга невесело ухмыльнулась. — Наверное, мать думала, что я стану подстилкой и буду отдаваться за кусок хлеба. И пару лет было действительно так. Но мне, как ни странно, повезло. Конечно, не так, как ей в свое время. Увы, я не встретила графа, который решил бы взять в жены босоногую нищую девчонку. Зато я повстречала Вейра.
Вейр? Я мысленно повторила незнакомое имя. А это еще кто такой?
— Вейр был моим наставником, — подал голос Абальд, который упрямо не отходил от дверей. — Именно он научил меня магии смерти.
Магии смерти? Я изумленно хмыкнула. Но ведь Абальд прежде всего целитель! И потом, почему Тиана не сказала, что ее хозяин тоже забавляется некромантией? Помнится, она утверждала, будто храны умеют определять магию по запаху… Хотя, с другой стороны, Абальд наверняка приказал ей держать язык за зубами. Это же его хран.
— Видишь ли, моя милая наивная Хеда, некромантия имеет много общего с целительством, — произнес Абальд, видимо, перехватив удивленный взгляд, который я на него кинула. — Впрочем, ты сама это прекрасно знаешь, иначе не просила бы Гарольда о помощи, когда я наслал на твоего брата огненную лихорадку.
Я зло скрипнула зубами, услышав это. Вот, значит, как. Получается, это не Кеймон проклял моего брата, это сделал Абальд! Но я никак не могу понять, что все это значит!
— Терпение, моя дорогая. — В голосе Абальда послышалась улыбка. — До конца истории осталось совсем немного. Итак, из некромантов порой получаются неплохие целители, поскольку они лучше кого бы то ни было способны отогнать Вечного странника, желающего увести несчастного в мир духов. Как я тебе уже рассказывал, мой отец был очень известным магом. К нему на лечение выстраивались очереди страждущих. Слава о нем шла по всему Лейтону. Увы, я не унаследовал его дара. Точнее, унаследовал, но он был слишком слаб. Я мог вылечить расстройство желудка или вывести прыщи с лица. Но на более серьезное у меня не хватило бы ни сил, ни возможностей. Отец частенько называл меня позором семьи. Естественно, наедине. В присутствии посторонних вир Варрион был сама любезность и нежность. Улыбчивый, веселый… И никто не поверил бы мне, если бы я рассказал, какой он был со своими домочадцами. Он мог походя отшвырнуть мать так, что она теряла сознание, ударившись о дверной косяк. Подумаешь, он ведь был целителем, то бишь никаких синяков и прочих последствий не оставлял. Но мать частенько бывала на людях, тогда как я рос затворником. Со мной можно было церемониться меньше. Любимым развлечением отца была игра с ножами и огнем.
Сказав это, Абальд сделал шаг вперед и медленно засучил рукава просторной шелковой рубахи, прежде небрежно скинув камзол прямо на пол.
Я поднесла руку ко рту, сдерживая невольный вскрик. Под тонкой тканью скрывались такие ужасные шрамы, подобных которым я еще не видела. Создавалось такое впечатление, что Абальду однажды не повезло встретиться с диким хищником, который от души подрал его когтями.
— На руках — это еще цветочки, — глухим от затаенного бешенства голосом произнес Абальд. — Ты бы видела мою спину! Отец считал это забавным. Он говорил, что таким образом оттачивает свое мастерство целителя. Сначала уродовал меня, а потом, через день или два, а порой и через неделю, в зависимости от тяжести моего так называемого проступка, принимался лечить. Причем неудовольствие отца могла вызвать любая мелочь. Не так сел, не так посмотрел на него, недостаточно быстро ответил на вопрос. Но особенно злило его, конечно, то, что я был не в силах усвоить простейших заклинаний. Только сейчас я понимаю, что дело было не в моей тупости или нежелании учиться. Просто я до смерти боялся отца, поэтому не мог запомнить простейших вещей. Все перекрывал дикий, животный страх того, что я разозлю его и он опять примется «учить» меня.
Абальд прерывисто втянул в себя воздух и замолчал, белыми от ненависти глазами уставившись куда-то поверх моей головы.
— Тихо, тихо, мой маленький, — попыталась успокоить его Хельга, по иронии судьбы или специально воспользовавшись теми же самыми словами, что и он совсем недавно.
— Да, пожалуй, меня сочли бы сумасшедшим, если бы я осмелился рассказать кому-нибудь о зверствах отца, — продолжил Абальд ровным безжизненным голосом. — Сколько раз я умолял мать сбежать! Но она лишь беззвучно плакала и просила меня говорить потише. А самое обидное: ей было куда и к кому уйти. Ее родители души не чаяли в дочери и при этом недолюбливали ее мужа, моего отца. Наверное, чувствовали, что не все так ладно в нашей семье, как кажется со стороны. Сколько раз при мне бабушка заводила с ней осторожные разговоры. Мол, дочка, если тебе плохо, если тебя обижают — знай, мы всегда будем рады принять и тебя, и нашего внука. И плевать на пересуды соседей! Правда, однажды отец зашел не вовремя. Бабушка испуганно замолчала на полуслове, но отец услышал достаточно. Больше я ее в нашем доме не видел. Отец запретил родителям жены приходить в гости. А мать около недели не выходила из комнаты, по всей видимости, отлеживаясь после очередного жестокого урока.
— Жуть какая! — не выдержав, воскликнула я.
Ознакомительная версия.
