Ознакомительная версия.
Почему бы и не попробовать воспользоваться его благодушным настроением?
— Поверь, этот фильм тебе понравится, — подмигнул Дмитрий. — Особенно его главный герой.
У меня сердце екнуло.
Дмитрий взял пульт, и запустил проигрыватель.
На экране появился сильно избитый мужчина, подвешенный за руки над полом. Запястья его сковывали браслеты наручников, крепившиеся на большой крюк. С трудом я узнала в мужчине собственного дядю. Правый глаз заплыл, губы превратились в кровавое месиво, нос, судя по всему сломан, лоб рассечен, весь в крови и в багровых кровоподтеках, он был раздет по пояс.
Я онемела от бессильной ярости. Тяжелые ладони легли на мои плечи.
— Смотри детка, смотри и внимательно слушай, — наклонился Дмитрий к моему уху.
У меня просто не было другого выхода. А так хотелось вскочить и заорать в голос. Мне приходилось бороться с почти неконтролируемым желанием закрыть глаза и заткнуть уши, прилагая нечеловеческое усилие воли.
— Вспоминай, — в кадре появился неизвестный мне мужчина. В руках он держал кусок раскаленной арматуры. — Тысяча девятьсот девяносто первый. Литва. Лаборатория под Вильнюсом. Вспоминай, генерал. Приказ. Какой был приказ?
Я возненавидела неизвестного мне любителя пыток сразу же. Возненавидела всей душой, сильнее чем врачей или кого бы то ни было еще. Но дядя молчал. Глухой удар пришелся на его ребра, дядя взвыл сорванным голосом. Я вздрогнула, но взгляда не отвела. Судя по всему, Дмитрий включил видео с середины, опустив процесс пыток.
— Я же говорил, крепкий мужик, — с уважением прокомментировал Дмитрий.
— Хорт, — человек посмотрел куда-то вбок. — Он не расколется, я таких знаю. Он воин, привычный к боли. Нужна сыворотка.
Дмитрий присутствовал при пытках — поняла я. Кадр сменяет кадр, я вижу, как мужчина скрывается вне панорамы камеры, а через некоторое время появляется со шприцом в руках уже без арматуры.
Мужчина подошел к дяде, и вколол ему какую-то жидкость в вену на шее. Взгляд дяди Бори остекленел, я видела как закатился зрачок здорового глаза, показав белок.
Это же не та сыворотка, о которой я думаю? Но оказалось, что именно она. Некоторое время ничего не происходило, но вскоре мужчина вновь подошел к дяде, похлопав того по лицу
— Вы меня слышите? — вопрос был задан четко, громко, и спокойным тоном.
— Да, — прохрипел дядя, еле шевеля разбитыми губами.
Меня откровенно трясло. Хотелось кричать, и умолять, что бы кто-нибудь прекратил издеваться над единственным родным мне человеком. Останавливала лишь одна мысль, это уже случилось, я смотрю повтор.
— Ваше имя.
— Зорин Борис Витальевич, — он говорил тихо, его слова трудно было разобрать, но он все равно говорил.
— Год рождения и место проживания.
И дядя Боря отвечал.
— Имя вашей воспитанницы.
— Руслана.
— Вы были в тысяча девятьсот девяносто первом году в Польше?
— Был.
— Где конкретно?
— Под Вильнюсом.
— Что вы там делали?
— Выполнял приказ.
— Что именно?
— Проводил зачистку.
— Зачистку чего?
— Секретного объекта под прикрытием НИИ Эпидемиологии
— Почему вам было приказано зачистить данный объект?
— Развал Советского Союза, НИИ принадлежало нам. В нем велись секретные разработки, нельзя допустить утечку информации. Тогда уничтожались многие секретные объекты, оказавшиеся на территории бывшего СССР.
— Чем занималось НИИ на самом деле?
— Не знаю.
— Как именно происходила зачистка?
— Полная ликвидация персонала и документации.
— Почему их потребовали ликвидировать?
— Не знаю. Секретная информация.
— Сколько человек было в вашей команде?
— Восемь.
— Ранее вы занимались подобной работой?
— Я воевал.
— Что вы обнаружили в НИИ? Что было предметом изучения?
— Женщина.
— Как она выглядела?
— Худая, изможденная, высокая, голова наголо бритая, деформированные конечности, рычала и бросалась на людей. Была в клетке.
— Расскажите ход операции.
— Своих людей я отправил ликвидировать персонал. Расстрелять и сжечь. Решил лично заняться документацией. Один из моих людей сунулся в лабораторные помещения. По глупости он выпустил ее. Молодой, неопытный, пожалел, она очень просила.
Дядя умолк. У меня же голова шла кругом.
Не верю. Нет, не так. Я знаю, он не святой, но это в прошлом, ему приказали.
— Что было дальше, Борис Витальевич?
— Мне доложили, что из лаборатории вырвался экспериментальный образец. Приказ был на ликвидацию всех без исключения. К тому времени, как я ее нашел, она уничтожила большую часть персонала. Упростила нам работу. Убила троих из моей группы. Голыми руками.
— Что произошло потом?
— Я выследил ее. Она стояла рядом с инкубатором.
Дядя вновь умолк. Ему было очень больно, но на тот момент он не чувствовал боли, и только за это я благодарна сыворотке правды.
— Что было в инкубаторе?
— Ребенок. Младенец.
— Что вы сделали с женщиной и ребенком?
— Я не воюю с детьми. Она была такой красивой, маленькой, вся в трубках. И эти ее синие глаза. Я не могу. Только не детей. Не могу.
Пожалуйста, дядя, замолчи, не говори больше ничего, пожалуйста.
— Я опустил автомат, не мог заставить себя выполнить приказ. Женщина, голыми руками сорвала крышку инкубатора. Я знаю, стекло было бронированное, а она его голыми руками. Она не нападала на меня. Я думал, она убьет девочку, из-за ступора не мог пошевелиться и только смотрел. Плохой солдат.
— Что она сделала с ребенком?
— Взяла на руки, подошла ко мне, забрала автомат и вручила девочку.
— Она что-нибудь говорила?
— Аня, ее звали Аня. Аня была красивой. Даже в том состоянии. Она сказала, что больна, и выйти уже не сможет, просила спасти дочь. С ней творилось что-то не то. Деформация тела постоянно менялась.
— Что сделали вы, генерал?
— Я… я хотел ребенка. Моя жена не могла родить. Постоянная война, развал страны… мы так хотели ребенка.
— Что вы сделали, генерал? — чуть повысил голос мужчина.
— Решил забрать девочку себе, во что бы то ни стало.
— Где ребенок сейчас?
— С Назаровым. Руслана считает, ее рядом с ним достать не смогут.
Все правильно, дядя, все правильно. Я сама не заметила, как искусала губы в кровь, слезы попадавшие в ранки не причиняя боли.
Ознакомительная версия.
