Парты кольцом стояли у стен. За большей их частью сидели бледные адепты, сжимавшие во влажных от стресса ладонях кто перо, а кто и загадочного вида талисман. Среди вторых я заметила и Хельги. Вампир состроил мне ободрительную гримасу, после чего, сочтя дружеский долг исполненным, заново начал настукивать по резному деревянному кружочку.
Справедливости ради стоит отметить, что вчера Хельги предлагал подобную штуку и мне. За плечом у вампира переминался один из старшекурсников, многообещающе пощелкивавший целой связкой таких кружков. У меня отродясь не водилось лишних денег, а занимать у Хельги не хотелось, и потому старшекурсник ушел ни с чем. Подумав, я рассудила, что ни один из них не упустит шанса подшутить, мало задумываясь о последствиях, и помянутый кружок ценой пятнадцать серебрушек мог запросто оказаться и обычной безделушкой. Как вариант — незадачливого покупателя вполне мог дождаться медкабинет.
Похоже, что Эгмонт думал примерно так же. По крайней мере, на адептов он косился весьма ехидно. Сомневаюсь, что магистр, с его любовью к «реальным боевым условиям», собирался хоть что-нибудь предпринимать.
— Доброе утро, — кашлянув, напомнила я о себе.
Эгмонт поднял на меня глаза. Под его взглядом я моментально позавидовала Хельги, имеющему при себе хоть какой-то талисман, и пожалела о том, что не догадалась прихватить с собой ничего, кроме монетки достоинством пять серебряных лыкоморской чеканки. Перед тем как отправиться на экзамен, я засунула ее в сапог под пятку; но сейчас, глядя в черные блестящие глаза преподавателя боевой магии, резко захотела иметь под руками как минимум Рубиновый Щит.
— Доброе утро, студентка, — согласился маг. Он указал подбородком на несколько бумажных прямоугольников, лежавших на столе. — Тяните билет.
Говорят, тринадцать — счастливое число. Я пересчитала билеты, для верности ткнув в каждый пальцем, и решительно перевернула тринадцатый.
— Двадцать второй. — Встрепенувшись на мой голос, перо-самописка споро забегало по бумаге.
Я прошла на свободное место рядом с вампиром Логаном. Вынула из чернильницы обдерганное — не иначе как предшественником, не ведавшим, куда деть руки в ожидании вдохновения, — перо; аккуратно вывела на чистом листе имя, фамилию и факультет. Номер билета.
Вопрос первый… «Описание, характеристика и теория обуздания василисков».
Я улыбнулась и окунула перо в чернила.
К некоторому разочарованию, смешанному, впрочем, с облегчением, мне не досталось практического вопроса. Задач на алхимию — тоже: это было обидно, потому что ее-то я знала не то что на пять — на все десять. В отличие, кстати, от большинства сокурсников, запутывавшихся в длиннющих цепочках формул уже на втором звене.
Первое задание, про василисков, я написала буквально за пару минут, а второе, про битву на Вересковой Пустоши, нахально скатала у соседа. К третьему вопросу — «Боевая магия как наука» — я уже обнаглела настолько, что даже не стала записывать развернутый ответ, ограничившись кратенько набросанной схемой.
Логан пошел отвечать. Я ободряюще скрестила пальцы; он ответил тем же, а я пододвинулась на скамейке, оказавшись рядом с сосредоточенно сопящим Хельги.
Похоже, талисман не слишком-то ему помогал. Вампир то начинал строчить с бешеной скоростью, то мрачно вымарывал один абзац за другим. Вид у него был довольно скорбный; заглянув в его билет, я чуть не взвыла от подобной несправедливости. Третьим вопросом там стояла как раз алхимия — цикл превращения настойки мандрагоры от начального этапа до конечного варианта с детальным разбором процесса в виде формул и реакций. Простое перечисление ингредиентов не проходило.
Вампир умоляюще покосился в мою сторону. Он отлично знал, что из всего курса про клятую настойку помнила я одна.
Времени было много, чернил — тоже. Терять мне было особенно нечего, и я, пододвинув к себе отложенный было листок, неторопливо начала записывать полный цикл превращения мандрагоры.
Счастливый Хельги работал, как гномий копировальный аппарат.
Когда Эгмонт почувствовал неладное, я уже заканчивала последнюю формулу. Маг жестом остановил отвечающего студента и, выйдя из-за стола, направился ко мне.
Я подрисовала изящную закорючку к последней букве. Хельги, почуяв угрозу, прибавил скорости; словом, когда Эгмонт остановился у нашей парты, мы уже сидели, ненавязчиво глядя в разные стороны.
Но магистра это ничуть не смутило.
— Будьте любезны ваш билет, студентка Ясица, — произнес он.
Пожав плечами, я протянула ему требуемое. Эгмонт быстро пробежал его глазами, кивнул и положил обратно на парту.
— А теперь ваш листок с ответами.
Его он читал немного дольше — не иначе как пытался разобрать мой почерк. В последнее время я выучилась писать красиво — да вот беда, чем изящнее выглядели буквы, тем сложнее они поддавались дешифровке.
— Мне не совсем понятно, — холодно сказал Эгмонт, взмахивая листком, — зачем вы подписали внизу, после третьего ответа, алхимическую формулу. Насколько я могу судить, она не затрагивает ни одного из трех ваших вопросов. Или, быть может, я ошибся?
— Конечно нет, магистр, — ответила я, глядя ему в лицо честными-пречестными глазами. — Вы, да вдруг ошиблись? Совершенно не затрагивает.
— Тогда потрудитесь объяснить, почему она здесь оказалась.
— Ну как же… — Я постаралась сделать глаза еще честнее, но дальше было некуда. — Я же на пятерку претендую, так? Вот вызовете вы меня, расскажу я три вопроса… так ведь на пятерку их одних не достанет! Зададите вы мне дополнительный вопрос — да хотя бы и про мандрагору, почему нет? — и будете совершенно правы! А я от нервов возьми да и позабудь… формула длинная, как такую не позабыть? Где-то ошибусь, где-то буквы перепутаю, вы мне и поставите четыре — и опять-таки будете совершенно правы! Вот только мне от этого легче не будет, я же ее все-таки знаю! Вот и решила озаботиться… заранее, как вы всегда учили…
— Почему же вы, в таком случае, не переписали весь учебник?
Я хотела было сказать «дык…», но не рискнула.
— Это самое сложное, что мы изучали, вот и решила на всякий случай.
Крыть было нечем. Маг еще немного постоял, мрачно переводя взгляд с меня на вампира и обратно, потом положил листок на место и вернулся к своему столу. Хельги озабоченно просмотрел свои записи: с Эгмонта бы сталось зачаровать пергамент так, чтобы в формуле сразу нашлось штук десять ошибок. Но то ли магистр находился в хорошем настроении, что случалось с ним довольно редко, то ли он решил отыграться на устном опросе, а то ли на пергамент уже были наложены защитные чары — формула осталась такой же, как была.
