— Не цепляйтесь за зеркало! — в свою очередь вопил Мефистофель. — Это лишь один из вариантов вашего Поступка!
— Если это один из вариантов, — норовил перекрыть его голос Аззи, — то какое вы имеете право влиять на выбор?!
— Я не влияю! — огрызался Мефистофель. — Я просто советую не глядеть в зеркало самому, иначе это сведет на нет результаты Турнира: и силы Тьмы и силы Света будут в равной степени поставлены в дурацкое положение!
Публика неистово рвалась к выходу: солидные дамы пускали в ход ногти, щипались и толкались, джентльмены отпихивали дам, ругались как извозчики и затевали драки. Оркестр заиграл старинный танец, чтобы успокоить страсти. Куда там, уже ничто не могло остановить ошалевшую толпу. Все спешили вон в ритме еще не изобретенного вальса.
Пока в театре творилось все это безобразие, гном Рогнир сидел в подземной комнате отдыха в клубе своего клана и, так сказать, выращивал в уме свинью, которую собирался подложить бесу по имени Аззи.
Рогниру страстно хотелось родить план поковарнее и устроить самую пакостную пакость треклятому бесу. Не только потому, что он терпеть не мог этого хвата с лисьей мордой. Нет, Рогнир получал утонченное интеллектуальное удовольствие от сознания, что может сбить хоть немного спеси с самовлюбленного черта. Что и говорить, чертей Рогнир недолюбливал, особенно чертей с лисьими рылами, а уж одного — с лисьей физиономией и с лисьими повадками — и вовсе на дух не выносил.
Поставить демона на место — о, ни один уважающий себя гном, в жилах которого течет ихор, а не водица, не упустит такой возможности! Вот и Рогнир спал и видел, как бы подложить свинью какому-нибудь бесу. Просто так, из спортивного интереса. Если гному от этого была выгода — что ж, тем лучше!
Беда заключалась в том, что он толком не понимал, как использовать ненароком подслушанное. Ясно одно: Аззи плетет интриги за спиной своего коллеги Мефистофеля. Но в чем заключаются эти интриги? Чем он занят? Правильнее сказать, чем заняты оба эти беса? Кстати, что это за Великий Тысячелетний Турнир? (Как вы видите, гномов редко информируют даже о крупнейших мировых событиях.)
Рогнир уже настучал обо всем Мефистофелю и теперь вынашивал новую идею. Он сидел на поганке — большущей оранжевой поганке с ярко-желтыми пятнами, ядовитой-преядовитой — только гномы могут есть их и не помирать в корчах. В другое время Рогнир мог бы взять и съесть этот предмет мебели, но сейчас он думал не о еде, хотя и жамкал губами. Однако это бессознательное пожевывание обозначало, что у него приступ вдохновения.
— То, что я доложил и Фаусту и Мефистофелю о происках, творимых за их спинами, — это коварный поступок, — приговаривал Рогнир. — Но теперь я должен поступить архиковарно. А для этого я сейчас перенесусь в те области неподалеку от эмпиреев, где, по всеобщей молве, обитают духи Света…
Не успел гном закончить свою речь, как гномино колдовское могущество уже подхватило его и понесло в нужном направлении — в области поблизости от эмпиреев.
— А теперь мы где? — осведомился Мак.
— Это трактир в Латинском квартале Парижа, — сказал Мефистофель. — Люблю грешным делом студентов. Это племя всегда без особого осуждения смотрит на дьявола. Да и Париж, само собой разумеется, город, где дьявол чувствует себя воистину как дома. Вот почему я выбрал Париж для последнего этапа нашего Турнира.
Мак огляделся вокруг. Они с Мефистофелем сидели за длинным столом из грубо отесанных досок бок о бок с группой молодых людей, по виду студентов.
Молодежь была целиком погружена в свои беседы. Говорили они громко, обильно жестикулируя и передергивая плечами. Трактир был плохо освещен, донельзя тесен, с низким потолком. Слуги, в не очень опрятных одеждах снующие по залу, разносили на подносах кружки с вином, краюхи хлеба и тарелки с мидиями под красным соусом. Шум стоял невообразимый: взрывы хохота, улюлюканье, тут и там горланили песни. Словом, в атмосфере чувствовались молодость, удаль, у этих парней вся жизнь была впереди, и они жаждали покорить весь мир, благо им посчастливилось учиться в Париже, который уже тогда считался самым замечательным городом в Европе, а стало быть, и во всем мире.
— В гущу каких событий мы попали на этот раз? — спросил Мак.
— На дворе 1791 год, — сказал Мефистофель. — Ясное дело, Париж и вся Франция бурлят. Вдохновленный недавней американской революцией, простой люд готов бунтовать, покончить с одряхлевшей монархией, которая, по его мнению, плохо заботится о нуждах страны, а также прогнать продажных вельмож. Для народных масс занимается заря новой эры, а для привилегированной элиты солнце удачи заходит. В королевском дворце Тюильри Людовик Шестнадцатый и его жена Мария Антуанетта пребывают в отчаянии, смертельно напуганные угрозами и оскорблениями со стороны теперь неуправляемой черни, и готовятся сегодняшней ночью бежать в карете в Бельгию. Там их ждут верные королю войска, которые горят желанием ринуться в бой и отомстить обидчикам монаршей семьи.
— Похоже, события весьма увлекательные, — сказал Мак. — Удастся ли королевской чете сбежать?
— Увы, попытка закончится неудачей. История доказала многочисленными примерами, что в решающие моменты все идет наперекосяк. Словом, дело кончится тем, что короля и его семью схватят и отконвоируют обратно в Париж солдаты республиканской гвардии. А несколько позже им всем отрубят головы с помощью гильотины — будет изобретен такой особый аппарат для поточной рубки голов.
— А что, король с королевой и в самом деле сущие исчадья ада? — спросил Мак.
Мефистофель горько усмехнулся:
— Люди как люди, не порочнее многих. Просто представители нравов своей страны в определенную эпоху. На самом деле от их смерти никому легче не станет, зато их казнь, возмутив весь цивилизованный мир, восстановит его против Франции, армиям которой придется противостоять войскам всей Европы.
— Сдается мне, вы хотите, чтобы я спас короля и королеву.
— Вы вольны делать все, что вам заблагорассудится, — сказал Мефистофель. — Просто я указываю вам на то, что могло бы быть сочтено полезным Поступком.
— Что мне следует предпринять?
— Побег запланирован на нынешнюю ночь. Члены королевской семьи один за другим выйдут из дворца и сядут в кареты, приготовленные заранее их сторонниками-роялистами. Но в самом начале операции произойдет роковой сбой. Мария Антуанетта проканителится со сбором вещей так долго, что побег будет отложен на несколько часов. Из-за этого промедления герцог Шуазель, поджидающий короля в деревне Пон-де-Соммевиль под Парижем с отрядом верных монарху гусар, решит, что побег вообще отложен, и покинет место условленной встречи. Это один из решающих моментов в этой истории.
