Ознакомительная версия.
В черном беспамятстве Тильт мог пробыть и час, и день, и неделю. За это время его могли вынести из храма, а то и вовсе увезти с острова. Теперь он не знал, что будет ждать его за дверью, если однажды он сможет ее открыть. Не знал, кто его охраняет.
Не знал ничего.
Его мирок сузился до размеров пещеры.
– Настоящая сила – в страдании, – часто повторял Дьилус. – Вряд ли ты это сейчас понимаешь. Ты слишком молод, почтенный мастер. А впрочем, вспомни: когда у тебя болит зуб, разве не готов ты вырвать его собственными руками? Боль дает тебе решимость. Страдание сподвигает тебя на то, что ты не способен сделать в обычной жизни.
Дьилус утверждал, что страдание писца полезно для Книги. Тильт не совсем понимал, почему это так, – наверное, в силу своей молодости, но на всякий случай он, как мог, старался показывать, что ежедневные мучения его достаточно велики. Пока обходилось без истязаний и пыток. Возможно, именно благодаря стараниям Тильта.
Каждый раз, когда в пещеру заходил Дьилус, Тильт ссутуливался, смурнел и начинал через слово вздыхать. Со временем он настолько привык к роли мученика, что вздыхал и хмурился, даже если рядом никого не было.
– Что невесел, почтенный мастер? – с некоторых пор именно этими словами Дьилус стал приветствовать Тильта. – Или не рад чему?
Он любил поговорить, этот служитель Драна. Равно как и покойный Заталэйн.
– Как спал? Какие сны видел?
Кажется, это действительно его интересовало.
– Вчера ты хорошо поработал. Что тебе принести в награду?
– Что-нибудь живое… Цветок какой-нибудь в горшке. Растение. Или зверька.
– Цветок… Ладно, может быть, это будет цветок. Но вряд ли он проживет здесь больше недели… Ты пиши, почтенный мастер. Пиши хорошо, много пиши, и все у тебя будет…
Вроде бы Дьилус неплохо относился к молодому писцу. Часто заглядывал в гости, многое рассказывал, подшучивал, делал небольшие подарки, оказывал незначительные услуги. Но Тильт чувствовал, что к нему относятся не как к человеку, а как к полезной вещи, как к Ценному инструменту.
Или как к домашнему животному.
Так добрый хозяин, взяв бычка на откорм, всячески за ним ухаживает: греет пойло, балует лакомствами, убирает навоз, вычищает стойло. Разговаривает ласково, поглаживает, почесывает. Выхаживает, если скотине случится заболеть, переживает, душой за нее болеет; надо будет – так рядом спать ляжет. Но при том не забывает, ради чего он этого бычка держит.
Тильта держали ради Книги.
Каждое утро крохотная дверь чуть приоткрывалась и кто-то, остающийся невидимым, забрасывал в комнату свернутые трубкой, перевязанные лентой бумажные листы. Это были скопированные с Тайной Книги ряды цифр. Потом появлялся могучий траллан. Он приносил тома, с которыми Тильту предстояло работать, и забирал ненужные фолианты. Если среди книг были особенно ценные, траллан оставался в комнате и следил за действиями писца.
С самого утра садился Тильт за работу. И трудился до самого вечера практически без перерыва – даже ел за письменным столом, пристроив тарелку с похлебкой среди письменных принадлежностей и порой, забывшись, макая в нее перо.
Ему больше нечем было заняться – работа заменила ему все: и отдых, и развлечения, и общение. И однажды Тильт заметил, что ежедневный обязательный труд стал приносить ему удовольствие. Он с интересом вчитывался в книги, с которыми работал. Пытался разобраться в слоговом письме гельгенов, разгадать значение останских иероглифов. Он уже многое понимал из того, о чем писалось в Книге Драна. И он видел, как это писалось.
И восхищался автором, сумевшим создать такой шедевр.
В Книге Драна не было ни одного лишнего слова. Каждое слово в ней было волшебным.
Вышедших из моря воинов не могли задержать ни стрелы, ни пули, ни потоки олова и смолы. Страшно и неумолимо двинулись они на крепость, и даже пушечные залпы не остановили их. Тралланы продолжали прятаться в развалинах порта, но теперь защитники Гарды предпочли бы сразиться с этими неистовыми дикарями, нежели с новым, куда более страшным противником.
– Мертвецы! – будто несомая ветром, разносилась по городу жуткая весть. – Мертвецы Гнилого Покоса идут на нас!
– Вот вам и армия короля Хакарда!
– Все пропало! Уходить нужно!!!
– Да куда ж уходить? Они небось кругом!
Мертвецов не брал огонь, бурлящий кипяток не причинял им вреда. Только пушечные ядра прореживали неровный тесный строй, но наступавших было много, а потемневшее море продолжало и продолжало выбрасывать на берег новых.
Защитники Гарды ничего не смогли сделать, когда мертвое воинство ступило в разрушенные портовые ворота и оказалось внутри города. Это нельзя было назвать боем, это было избиение. Мертвецы, забрызганные кровью, облепленные ошметками чужой плоти, то и дело поднимали к небу свои пустые белесые глаза и издавали жуткие завывающие звуки, словно радуясь…
Гай и Скабби, затаив дыхание, следили за разворачивающейся внизу резней. Они видели, как построившиеся клином, закрывшиеся щитами солдаты попытались разорвать катящуюся волну мертвецов, но завязли в ней и полегли все до единого. Они видели, как бестолково плевались огнем и кусками железа пушечки на колесных лафетах, прежде чем их затопила вышедшая из моря рать. Видели, как на возведенных на скорую руку укреплениях отчаянно сражались с врагом ополченцы – сражались и погибали.
От крови земля стала скользкой. Лязг и скрежет железа не могли заглушить крики и стоны умирающих. Защитники Гарды оказались рассеяны: кто-то еще пробовал драться, кто-то бежал, пытаясь спастись, а кто-то лез на крепостные стены, куда не успели забраться мертвецы.
– Дело решенное, – возвестил вдруг Скабби странно спокойным голосом. – Пока не поздно, надо улепетывать.
Гай посмотрел на море, где на волнах, развернув щупальца цветком, покачивалось бурое чудище, и мысленно согласился с приятелем. Но вслух запротестовал:
– Как же?! Нельзя! Это неправильно!
– Может, и неправильно, – сказал Скабби, приподнимаясь на цыпочках и озираясь. – Но Гарду теперь ничто не спасет. Ни герцог, ни ты и ни я. Никто!
– Колдун! – воскликнул Гай, выпрямляясь и дергая приятеля за рукав. – Колдун Рмоан!
– Разве только он, – кивнул Скабби, признавая, что волшебство может одолеть то, с чем не способно справиться обычное оружие. – Но где он сейчас?
– Да вон же! – Гай мечом показал в сторону фигуры, замершей на маковке дальней, похожей на свечу башни. – Вон же он!
Рмоан стоял на покатой крыше, обняв покосившийся тонкий шпиль и широко расставив ноги. Колдун смотрел на море через раздвигающуюся волшебную трубу, и Гай заподозрил, что сейчас на его глазах случится волшебное колдовство, в результате которого болотное чудище уйдет на дно, отступившие к горизонту вражеские паруса полыхнут ярким пламенем и исчезнут, а вышедшие из моря мертвецы вмиг обернутся жалкими жабами или ящерками.
Ознакомительная версия.
