Воин перевернулся на спину. Усталость давила его, и он жаждал забыться блаженным сном.
— Не закрывай глаза, — произнес голос Шаошада, и Друсс увидел шамана на коленях около себя. Шаошад коснулся ран Друсса, боль прошла. — Заснуть здесь — значит умереть.
Ошикай пронесся через мост и достиг противоположного края как раз в тот миг, когда медведь рухнул в бездну. Перед ним высился черный холм, и Ошикай полез вверх, мысленно призывая Шуль-сен. Вскоре он увидел на склоне черную каменную дверь и почувствовал, что дух Шуль-сен там, за ней. Он налег на камень, но дверь не поддалась. Он отступил назад, ударил по камню своим золотым топором. Полетели искры — дверь раскололась. Ошикай еще дважды ударил по ней Колмисаем, и дверь распалась на четыре части.
За ней был темный ход. Когда Ошикай ступил туда, на него из мрака бросился черный лев с огненными глазами. Колмисай врезался зверю в грудь, и тот с ужасающим воем рухнул слева от Ошикая. Воин рассек его толстую шею и отрубил голову. Подняв ее за гриву, Ошикай зашагал вперед. Огненные глаза потускнели, но еще светили, рассеивая тьму.
Услышав слева шорох, Ошикай швырнул голову зверя туда. Челюсти огромной змеи сомкнулись на ней — череп лопнул, и мозг выступил из длинной зубастой пасти. Чудовище потрясло головой и выплюнуло львиный череп. Ошикай обрушил Колмисая на широкую чешуйчатую голову, раздробив золотым лезвием кость. Чудище сползло наземь, испустило долий стон и издохло.
Оставшись в темноте, Ошикай двинулся дальше. Одной рукой он придерживался за стену.
— Шуль-сен! — позвал он. — Ты слышишь меня?
— Я здесь, — ответил ее голос. — О господин мой, это ты!
Голос шел слева и сверху. Ошикай увидел в стене дверь, расколол ее топором и вошел. Внутри царил непроглядный мрак. Тонкая рука коснулась его лица.
— Это правда ты? — прошептала Шуль-сен.
— Правда, — внезапно севшим голосом ответил он. Он привлек ее к себе левой рукой и прижал к груди, дрожа всем телом. — Любовь моя, сердце мое. — Их губы соприкоснулись, и слезы Шуль-сен смешались со слезами Ошикая. На миг он позабыл обо всем, хотя опасность еще не миновала.
В туннеле послышались осторожные шаги. Взяв Шуль-сен за руку, Ошикай пролез обратно в дверь. Звуки шли слева, он повернул направо. Вскоре ход стал подниматься в гору, и впереди забрезжил слабый свет.
Ошикай остановился и стал ждать.
Показался еще один лев с огненными глазами и с ревом бросился на них. Ошикай прыгнул ему навстречу и разрубил череп топором.
Свет шел из трещины в скале. Ошикай вскарабкался туда и рубанул Колмисаем по камню. Сверху обрушился целый обвал, трещина расширилась на два фута. Ошикай раскачал и вытолкнул застрявший в ней валун, вылез наружу и протянул руку Шуль-сен. Тут мшистая почва под ним заколебалась. Ошикая отбросило в сторону, и он едва удержал свой топор. То, что он принял за мох, отделялось от земли. Склон холма содрогнулся, и развернулись два огромных крыла, а вершина превратилась в голову гигантской летучей мыши. Ошикай едва успел уцепиться за крыло, как чудовище взмыло в воздух. Все выше и выше поднималось оно над мостом и бездной. Ошикай висел, зарывшись пальцами в мех. Чудовище повернуло к нему голову, разинуло пасть, и в ней показалось знакомое лицо.
— Как тебе нравится мой новый облик, великий царь? — осклабился Чаката. — Разве он не великолепен?
Ошикай, не отвечая, пополз к шее нетопыря.
— Сказать тебе, сколько раз я наслаждался Шуль-сен? Сказать, к каким ласкам ее принуждал?
Ошикай придвинулся ближе к улыбающемуся лицу Чака-ты. Тело нетопыря внезапно накренилось, и воин начал падать, но успел вогнать топор в черное крыло и подтянулся обратно. Он вытащил топор и снова вонзил его в мех, продвигаясь к своему врагу.
— Не будь глупцом, Ошикай! — крикнул Чаката. — Если ты убьешь меня, то упадешь со мной вместе. И никогда больше не увидишь Шуль-сен!
Воин медленно, неуклонно продвигался вперед. Нетопырь нырнул, перевернулся и забил крыльями, пытаясь сбросить с себя человека. Но Ошикай держался, подползая все ближе и ближе к голове. Нетопырь щелкнул челюстями — Ошикай увернулся, вытащил топор и рубанул врага по шее. Из раны хлынула черная кровь. Ошикай ударил еще дважды — нетопырь сложил крылья и понесся к мосту далеко внизу. Ошикай продолжал долбить топором наполовину перерубленную шею — и вот голова отлетела, а туловище устремилось в бездну.
Негоже умирать рядом с подобной нечистью! Ошикай спрыгнул с нетопыря.
Внизу обнаженная Шуль-сен выбралась из горы и стояла, наблюдая за невиданной битвой, идущей в серых небесах. Когда Чаката умер, она освободилась от чар, и волшебная сила вернулась к ней. Она облеклась в рубашку и штаны из серебристого шелка, а на плечи лег белоснежный плащ. Сняв его с себя, Шуль-сен произнесла пять слов одиннадцатого заговора и метнула плащ высоко в воздух. Он полетел, крутясь, блистая белизной на свинцово-сером небе.
Шуль-сен стояла, простерев руку, направляя плащ со всей доступной ей силой. Мертвое чудовище, бывшее некогда Чакатой, упало в бездну. Ошикай продолжал лететь вниз. Плащ окутал его и замедлил полет, но только на миг. Шуль-сен вскрикнула, плащ раскрылся, и падение Ошикая приостановилось. Плащ снизился над мостом, и Ошикай соскочил наземь. Шуль-сен бросилась с холма навстречу ему, протягивая руки. Он бросил топор и схватил ее в объятия. Когда он наконец отпустил ее, она увидела слезы на его лице.
— Я так долго искал тебя... Я уж начал думать, что никогда тебя не найду.
— Но ты нашел, господин мой, — прошептала она, целуя его губы и мокрые от слез щеки.
Они долго еще стояли, обнявшись, а потом он взял ее за руку и подвел к лежащему на мосту Друссу. Ошикай опустился на колени.
— Клянусь всем святым, я никогда не встречал таких, как ты, Друсс. Буду молиться о том, чтобы мы встретились снова.
— Только не здесь, — проворчал Друсс. — Авось ты подыщешь более гостеприимное место.
Тут на мосту явились две фигуры, от которых исходил ослепительный свет. Друсс прищурился и заслонил рукой глаза. В пришельцах не было угрозы, и Ошикай поднялся им навстречу.
— Время пришло, — произнес нежный голос.
— Вы возьмете нас обоих? — спросил Ошикай.
— Нет. Только тебя.
— Тогда я не пойду.
— Ты еще не готова, Шуль-сен, — сказал женщине один из светящихся вестников. — Слишком много в тебе темного. Всем хорошим, что в тебе есть, ты обязана своему союзу с этим человеком — единственные свои бескорыстные поступки ты совершила ради него. Он уже дважды отказывался от рая. Третий отказ будет последним — больше мы за ним не придем.
— Дайте мне побыть с ним наедине, — сказала она, и светящиеся фигуры отошли на пятьдесят шагов.
