— Я думаю, что Мэгил наверняка собирается отправиться со мной.
— Мэгил?— удивленно переспросил старый маг.— Никогда не слышал о нем.
— А почему ты должен был о нем слышать?
— Просто мне показалось, что ты говорил о нем как о маге.
— Нет, он не маг, но знает кое-какие магические штучки и то, что умеет, делает хорошо.
— И все-таки думаю, что пойти с тобой должен я. Конан удивленно посмотрел на Вербара.
— Я больше подхожу для этих целей,— объяснил тот.— К тому же я стар, и мне нечего терять.
— После поговорим об этом,— ответил Конан просто потому, что не знал, что сказать.
— Хорошо,— поспешно согласился маг.— Но это еще не все,— сказал он, и Конан вновь с интересом посмотрел на старца.— Ты должен уничтожить всех пятерых,— объяснил он,— а это значит, что у тебя должно быть четыре спутника, иначе дело заведомо обречено на неудачу.
— Ну, это как сказать.— Киммериец снисходительно улыбнулся.— В любом случае еще не время говорить о деталях.
— Я пойду с тобой,— раздался рядом звонкий голосок Олвины.
Конан недовольно поморщился.
— Вот они — плоды пустопорожних разговоров,— сказал он Вербару и обернулся к девушке.— Забудь об этом, милая. Там тебе делать нечего!
Она в досаде закусила губу:
— Мне кажется, что ты еще передумаешь.
* * *
После ужина Олвина подошла к Конану с весьма решительным видом и отвела в сторону, где никто не мог бы им помешать. Киммериец понял, что предстоит решающее объяснение, и приготовился держать оборону, но доводы девушки оказались столь горячими и весомыми, что отказать ей он не смог.
Засыпал Конан со странным чувством, в котором смешались облегчение, внушенное сознанием того, что он поступил как надо, раздражение от того, что пришлось-таки уступить, и странное ощущение, словно он провел начало ночи не с Олвиной и не она лежит сейчас рядом с ним, а кто-то другой. Кто-то давно знакомый, кого он никак не мог вспомнить теперь.
С этой мыслью он погрузился в пучину сна, надеясь, что, как это часто бывает, пробуждение принесет разгадку…
Вспыхнувшее перед глазами видение было неотличимо от яви. Яркий солнечный день, желтый песок и скалы, широкими, низкими уступами поднимающиеся кверху. Гигантские деревья вздымали свои кроны на немыслимую высоту, а ствол одного из них, самого величественного, Конану было бы не обхватить даже и за три раза.
В лазурном небе парили редкие белые облачка, не несущие дождя, и ветер гнал их подобно стаду белоснежных овечек, не останавливаясь ни на миг. Какой-то звук заставил Конана насторожиться, опустить глаза к корням гигантского дерева, и его тотчас бросило в жар, а сердце облилось кровью.
Рина резко вскрикнула, и левая ладонь ее оказалась пронзенной пробившей ее и впившейся в плотную древесину стрелой с черным древком, а слева чудовищный горбун уже натянул свой огромный лук, выжидая удобного момента для повторного выстрела. Женщина потянулась к стреле здоровой рукой, но хлесткая пощечина похожего на быка туранца отбросила ее спиной к дереву, на миг распластав на его необъятном стволе, и этого быстротечного мгновения хватило Родгагу, чтобы послать стрелу, пригвоздившую и правую руку женщины к стволу дерева.
Конан рванулся на помощь, но кровавая пелена затуманила его взор, а сердце бешено заколотилось в груди, ясно показывая, что все это бессмысленно. Когда к нему вернулась способность видеть, взгляд его оказался обращенным к Безымянному.
Чей Чен бился с Учителем. Их клинки звенели мерно и четко, словно мастер и подмастерье в четыре руки ковали чудесный меч. Оба стояли как вкопанные, не отступая ни на шаг, не в силах одолеть противника, но в то же время не желая уступать ему.
Лауда — так звали амазонку с хлыстом — развлекалась с молоденьким мальчишкой, уже умевшим кое-что, но освоившим это умение еще недостаточно для того, чтобы представлять собой реальную силу. Учитель только начал его обучение, и теперь хлыст амазонки довершал начатое, побуждая взять оружие, не давая сделать это и наказывая жалящим ударом за каждую неудачу.
Рядом Шагр скрестил свой боевой молот с клинком молодого мужчины, только что приведенного Риной к Учителю, и ни один из них не мог ни одолеть врага, ни отвлечься хотя бы на мгновение, чтобы помочь друзьям. Огромный рост, длинные руки и чудовищная мощь похожего на быка воина заставляли его противника действовать осторожно, потому что малейшая ошибка грозила роковым концом. В то же время Шагру никак не удавалось достать своим грозным, но тяжелым, а потому непригодным для подвижного боя оружием юркого человека, который всякий раз успевал либо отскочить, либо уклониться от удара и упорно продолжал выискивать удобный момент для решающей атаки.
Противник амазонки упал в очередной раз, и Лауда сделала было шаг к Безымянному, желая помочь ему в поединке с самым опасным из противников, но Чей Чен отрицательно качнул головой, давая понять, что справится сам. Лауда пожала плечами и, походя еще раз наказав едва не рыдавшего от отчаяния мальчишку очередным ударом, быстро пошла к Шагру, противник которого, неудачно отпрыгнув, оказался в опасной к ней близости. Хлыст амазонки мгновенно обвил его руку, державшую кривой туранский меч, и рванул ее в сторону. Человек потерял равновесие и повалился навзничь. Еще падая, он увидел, как чудовищный молот противника опускается на него. В глазах его промелькнул ужас надвигающейся смерти. В следующий миг кость черепа хрустнула, выпуская наружу выплеснувшийся мозг. Не в силах сдержать отчаяния, Рина закричала сквозь слезы, на миг позабыв о собственной боли.
Родгаг натянул свой чудовищный лук, но стрелять не торопился, и можно было только дивиться неимоверной силе, таившейся в его руках. Он словно ждал какого-то мгновения, и, когда выстрелил, стало ясно какого, хотя выпущенная стрела так и не настигла избранной стрелком цели. Учитель вдруг побледнел, превратился из человека в туманный силуэт, замерцавший радужными переливами, и в тот миг, когда стрела должна была коснуться его тела, последние запоздавшие блики погасли. Стальной наконечник ткнулся в камень, но, не в силах пронзить его, лишь выбил сноп искр. Черное древко переломилось пополам и упало на землю.
— Зачем ты сделал это?
Голос Чей Чена звучал спокойно, но в глазах пылал бешеный огонь, и видно было, что сдерживает он себя с трудом.
— Прости,— ответил горбун со смирением, которого Конан никак не ожидал услышать,— хозяйка собирается прийти, и мы не имеем права рисковать ее жизнью. К тому же ты мог только проиграть. Посмотри! — Он с усмешкой кивнул на сломанную стрелу.— Старый хрыч и не собирался умирать!
