«Не трогай поверхность воды».
Но я уже коснулась ее, возникла рябь, и лицо Брана исчезло. Я выдохнула и села со слезами на глазах.
— Тебе это понадобится, Лиадан. Ты должна научиться, пока ты здесь. Учиться придется быстро и потом много практиковаться. Очень скоро подобный долгий путь и крутой подъем станут тебе не по зубам, по крайней мере, временно.
От изумления у меня открылся рот. Хоть что-то можно удержать в секрете?
— Здесь все тайны в безопасности.
— Думаю, ты видел. Видел то, что мне показали.
— Да, конечно. И он тебя видел, можешь не сомневаться. Но для него это не новость. Твой образ все время стоит у него перед глазами, и в битве, и в походе, в любом движении клинка, любой темной ночью. Ты приковала его к себе своим мужеством, своими сказаниями. И теперь держишь. Ты поймала дикого зверя, а содержать его тебе негде. Но он не может от тебя убежать, как бы ни желал и ни старался.
— Ты ошибаешься. Он сказал, что не хочет меня. Он меня прогнал. Я хочу только защитить его и осветить его путь. Больше это сделать некому. — Мне очень не понравились слова дяди. Будто я какая-нибудь соблазнительница, привязавшая к себе мужчину против его воли.
— Ты права и не права. Ты за него в ответе. Ты изменила его судьбу. А теперь отгораживаешься от него. Ты хочешь лишить его собственного ребенка? — Финбар выглядел очень серьезным, но в его тоне не было осуждения. И все же его слова меня рассердили.
— А что ты прикажешь мне делать? Я даже не знаю, кто он. А он, между прочим, презирает меня. Он никогда не явится в Семиводье. Он считает нас… считает отца и маму виноватыми в том, что с ним случилось. Ты предлагаешь мне самой его разыскивать?
— Я ничего не предлагаю. Просто показываю то, что ты должна увидеть.
— Я… я встретила в лесу Дивный Народ. Хозяйку леса и ее спутника с огненными волосами. Они сказали… они приказали забыть этого человека. Они хотели заставить меня обещать, что я останусь в лесу и никогда не выйду замуж. Но я отказалась.
— А-а-а.
— Я просто не знаю, что думать. В том месте были и другие голоса. Более древние, и они сказали мне… казалось, они говорят, что мой выбор верен. И теперь я не знаю, что мне делать.
— Не плачь, девочка.
— Я не плачу… я… — Я чуть было полностью не расклеилась. Я мечтала увидеть Брана, но его вид пробудил во мне сосущую тоску по невозможному.
— Однажды мне тоже случилось изменить ход вещей, давным-давно, — сказал Финбар. — Возможность с риском для жизни спасти жизнь и свободу другого. Я воспользовался этой возможностью и не жалею об этом, хоть и не могу сказать, был ли мой выбор верен. Возможно, последующие события произошли в наказание за то, что я верил, будто что-то изменил. Как видишь, сейчас у меня нет возможности принимать участие в деятельной жизни. Я живу один и не принадлежу ни этому миру, ни другому. Я просто проводник. — За смиренным взглядом и спокойным тоном чувствовалась глубокая печаль. — Я знаю, какого поведения мне бы от тебя хотелось. Но я не собираюсь давать тебе советы. Сейчас, как я вижу, ты несешь слишком тяжелый для такой малышки груз. Дай мне хотя бы на время облегчить его. Позволь, я покажу, что к чему, ведь со временем у тебя возникнет необходимость использовать эту свою способность. Сядь тихо. Дай уйти всему, что беспокоит тебя.
Мое сознание постепенно заполняли образы: полная луна встает над озером, разливая по воде широкую серебряную дорожку. В рассветное небо взвивается первый жаворонок, и его песня звучит, словно гимн чистой радости. Ощущение, будто тебя обнимают сильные руки, теплые и надежные. Мы с Шоном скачем наперегонки вдоль озера, волосы у нас развиваются, сердца стучат, а мы хохочем и кричим от восторга, что живы, молоды и свободны… Склон холма, поросший молодыми дубками. Закатное солнце освещает зеленые листочки и превращает их в сверкающие золотые слитки. Заливистый смех младенца. Картинки сменяли друг друга, прекрасные, полные особого смысла, напомнившие мне обо всем хорошем, случившемся в моей жизни, заставлявшие меня радоваться, что я часть Семиводья и этой семьи. Я лучилась надеждой и благополучием. Образы на мгновение исчезли, и вот я уже гляжу в серые глаза, взгляд которых тверд, как камень. В надежные глаза. Я слышу голос, не принадлежащий Финбару. И он произносит: «Ты не должна делать все это одна, знаешь ли». А потом видения померкли, так же постепенно, как и пришли, сознание мое снова стало ясным, я открыла глаза, увидела перед собой неподвижные воды озера и фигуру дяди, глядящего на меня с того берега.
В голове у меня роилось столько вопросов, что я не знала, с чего начать.
— Ты научишься делать это так же, как и я. Это требует определенного усилия воли. Тебе нужно стать сильнее другого, достаточно сильной, чтобы своими мыслями изменить его собственные.
— Думаешь, мне придется это делать? Но когда?
— Я знаю, что придется. Но назвать точное время не могу. Ты сама поймешь, когда придет нужда. А теперь, Лиадан… Что насчет ребенка?
На меня неожиданно нахлынул страх.
— Ребенок мой, — яростно воскликнула я. — Я сама решу, что с ним будет. Ни эльфы, ни люди не смеют распоряжаться его судьбой.
— Ты права. Ребенок твой. И мужчину ты тоже хочешь вернуть, я видел это в твоем взгляде, когда ты тянула руки к картинке. Но этого мужчину нельзя приручить, Лиадан. Тебе не удастся держать его в Семиводье. А ребенок должен остаться здесь, это важно для всех нас. Возможно, именно твой ребенок — ключ ко всему. Я уверен, Дивный народ сказал тебе и это. Ты никогда не задумывалась, что, может так статься, заполучить обоих у тебя не получится?
— Без сомнения, все может быть и иначе, — сказала я, совершенно не понимая, к чему он клонит.
— Твой мужчина носит знак ворона.
— Он бритт. Я так думаю. Могу поклясться, что в нем нет ни единой капли ирландской крови. Он не может быть ребенком из пророчества. Это просто совпадение.
— Ты быстро ответила, — Финбар был серьезен. — Ясно, что эти мысли посещали и тебя. Но ты права. На его лице изображение ворона, достаточно дикое, чтобы удерживать на расстоянии всех, кроме самых упорных. Но все же он не подходит под слова пророчества. Ни бритт и ни ирландец, но тот и другой одновременно. Этот мужчина не подходит. Но зато твой сын подойдет.
Я протестующе мотнула головой.
— Успокойся Лиадан. Я говорю это, чтобы предостеречь. Сын носит знак своего отца в крови, в происхождении. Это неизбежно. Твой сын будет сыном ворона. Он пронесет по жизни соединенное наследие матери и отца. Бритт и ирландка, в которой слилась кровь двух народов. Все сходится. И время пришло. Как только узнают, кто отец ребенка, именно это все и скажут.
