– И что нам делать? – спросила Даная. – Я так понимаю, что придумывать выход из создавшегося положения нужно мне, поскольку я местный врач.
– В идеале – да, но у тебя ничего не получится, – вздохнул Эдмунд. – Одну вещь я знаю точно: если с человеком, пережившим такое насилие, работать неправильно, то тем самым можно усугубить последствия травмы.
– Как ты можешь так говорить?! – Она чуть не кричала. – Эдмунд, со мной все в порядке! В порядке, в порядке, В ПОРЯДКЕ! Неужели тебе этого мало?
Он молчал и в упор смотрел на Данаю. Наконец она отвела взгляд.
– А ты считаешь нормальным кричать на меня, когда я обсуждаю серьезный вопрос? – спокойно спросил он.
Эдмунд даже не понял, что такого он сказал, но Даная побелела как полотно. Он замолчал, дал ей время успокоиться и только потом спросил:
– Что?
– Ничего… Просто ты говорил таким тоном… – прошептала она. – Пойду приму ванну.
– О'кей. – Он посмотрел ей вслед. Ей надо с кем-то поговорить, но с кем?
Герцер в ужасе смотрел на Баст, которая спускалась к ручью. Нагая она выглядела ничуть не хуже, чем полуодетая. Соски у нее были светло-розового цвета. Когда она была возбуждена или ей было холодно, как теперь, они напрягались и торчали, как маленькие кинжалы; а черные как вороново крыло волосы на лобке оказались мягкими как шелк. На секунду в голове у него пронеслась странная мысль – она выглядела слишком молодой, скорее как четырнадцатилетняя девочка, а вовсе не как сексуально активная женщина. Но он тут же обозвал себя глупцом; она не просто старше его самого, она старше окружающих их деревьев.
Начали они с того, что выкупались в ручье, как и говорила Баст, совершенно нагие, и Герцер чувствовал себя немного неловко. Но потом они решили помыться, потом принялись помогать друг другу, и вот тут-то все и началось. И хотя длилось все это недолго, но для Герцера оказалось крайне познавательным. Он до сих пор не понимал, почему Баст выбрала именно его, зато знал, что ему крайне повезло.
Тут он на секунду покраснел, ведь он знал, что по многим причинам не должен был этого делать. Он даже испугался, что Баст охладеет к нему, если узнает о его внутренней борьбе, трусости и стыде.
Она принесла меховое одеяло, сшитое из маленьких шкурок, грациозно уселась на него, скрестив ноги, и принялась с помощью маленькой веточки распутывать волосы. При этом она все время рассматривала лес.
Он легко мог дотянуться до нее рукой и потому, несмотря на все угрызения совести, наконец провел пальцем по ее бедру.
– Какая прелесть эти молодые люди, – протянула Баст с улыбкой и посмотрела вниз. – Пять минут, и они уже снова готовы!
– Ты поэтому выбрала именно меня? – спросил Герцер. Он не хотел спрашивать, но и не спросить не мог.
– Частично, – ответила Баст и весело потрепала его за руку. – Ты мне показался слишком мудрым для своего возраста. А это важно. Ведь я немолода, Герцер. Многие эльфы считают извращением то, что я выбираю себе любовников среди людей. Ведь даже если ты переживешь все войны, ты состаришься на моих глазах, как состарился Тальбот. А потом в один прекрасный день умрешь, как умирали на моих глазах многие мои любовники. Но вы проживаете свои жизни, полностью отдаваясь здесь и сейчас, совсем не как эльфы, и мне это нравится. Со временем у меня появятся новые любовники, у тебя тоже. Мне показалось, что ты достаточно умен, чтобы понять это, – в отличие от других людей.
– Не так уж я и умен, – с горечью проговорил Герцер. У него все мысли в голове перемешались, он и так уже ругал себя на чем свет стоит.
– Я ведь сказала «для твоего возраста», – ответила Баст и дотронулась до его склоненной на грудь головы. – Посмотри на меня, Герцер.
Он посмотрел в ее зеленые кошачьи глаза и содрогнулся – такая в них была глубина. На какое-то мгновение ему показалось, что она заглянула ему прямо в душу, но, даже увидев, что там творилось, она не стала презирать его. В древних и глубоких глазах Баст он увидел понимание.
– Говорят, что у всех есть своя тайна. Но это неправда, – спокойно сказала она. – У всех не одна тайна, а множество; множество лиц, множество масок. И так у всех: у людей, у гномов, у эльфов. Ты, Герцер, еще молод, твои маски не отесаны, и ты не понимаешь, что они есть у всех. Самое главное не то, что мучает тебя в душе, а то, что ты делаешь. Важно то, кем ты станешь в жизни, а не то, кем ты боишься стать.
– А если человек совершил нечто дурное? – Герцер потупил взгляд.
– Ты причинил вред другому человеку? – мягко спросила Баст.
– Нет, но я не смог предотвратить беду, – осторожно ответил он.
Она вздохнула и покачала головой.
– Герцер, я твоя любовница, а не священник. Я не должна выслушивать твои исповеди, а отпущение грехов не могу дать потому, что, во-первых, я женщина, во-вторых, эльф, а в-третьих, у меня совсем другая вера! – И она рассмеялась.
– Кто такой священник? – спросил Герцер.
– Боже мой, иногда мне трудно поверить, что я настолько стара! – рассмеялась Баст. – Мой доблестный рыцарь, не стриженный, толком не спавший и не исповедавшийся. Боже, как изменились нравы. Предположим, священники это предшественники психотерапевтов. С ними можно было поговорить, и считалось, что они должны были хранить все, сказанное им, в тайне. Люди облегчали с ними душу. В соответствии со своей религией и верой они советовали молиться определенным образом и совершать некоторые ритуалы и обряды, иногда даже платить денежные взносы, и взамен обещали прощение Господа.
– Настоящий шантаж. – Герцер невольно заинтересовался.
– Ну а чем занимались психотерапевты, да и священники, которые советовали навещать их каждую неделю? Психологи, правда, не могли дать людям такого облегчения, как священники, пока не начали понимать химических основ депрессии и других психологических проблем. И люди не жалели денег для священников. Смотри, предположим ты бы сейчас смог высказать кому-нибудь все, что лежит у тебя на сердце, и услышал бы, что будешь прощен, если сделаешь то-то и то-то, и если бы ты верил в это, неужели ты бы не сделал того, о чем тебя просили?
Герцер подумал, потом кивнул и сказал:
– Да, конечно. Если бы… конечно. Но все равно прошлого не исправить – что случилось, то случилось.
– Нет, но тебе стало бы легче. Именно на это были направлены поиски верующих. Человек принимал обет и либо выполнял его, либо погибал. И в том и в другом случае он получал прощение.
– Бог ты мой, – пролепетал Герцер. – В играх все по-другому.
– Да, но самое главное это то, что люди того времени действительно верили в силу исповеди. Так же как позже многие верили, когда им говорили, что они не виноваты в своих дурных поступках, дело в неправильном воспитании. В обоих случаях проблемы в основном гнездились в головах людей, и потому им становилось легче.
