— Это Кхалисси Дагна, — коротко сказала Дайна и, нежно погладив кожу на стене, подвела к следующей. — А это та девочка. Помнишь, что обнимала меня? Дочка Дарры. И вот и её младшая сестрёнка, — затем Дайна обвела рукой зал и таким же дрожащим голосом, как и у Леи, продолжила. — И ещё одна, и ещё. Я помню каждую из них, и не только по имени… Это наказание за твой побег. Я этим ножом, — демонесса вытащила из-за голенища сапога, завёрнутый в тряпицу, предмет и развернула ткань. — Сама снимала с них кожу.
Лея почувствовала, как и так зыбкая почва уходит у неё из-под ног, а волосы встают дыбом от ужаса. Сколько же их здесь?! Столько кож, и вполне взрослых, и совсем детей. Около полусотни. Теперь стало понятно, почему виконт интересовался, уверена ли она, что хочет, чтобы именно Дагна стали её телохранителями. Она отшатнулась от Дайны.
— Как же вы ненавидите меня, — ошеломлённо прошептала Лея, но демонесса лишь грустно отрицательно покачала головой.
— Это было решение клана. Мы ненавидим лишь Того, кто решил, каким будет наказание… Герцога Дзэпара, — если бы яд, сочившийся сквозь её слова, мог убивать, то на этом бы месть и свершилась.
— Как же ты можешь с этим жить? — она смотрела в глаза демонессы и не могла понять. Это же было невозможно.
— Я должна была это сделать, чтобы сохранить остальных сестёр и себя, — жёстко ответила Дайна и с вызовом добавила. — Теперь у нас осталась целая жизнь, чтобы отплатить обидчику. И это главное.
— Я не хочу жить… — Лея сжалась в комочек на полу пещеры. Дайна присела рядом, снова обняла её и посмотрела прямо в глаза.
— Запомни, это ничего не изменит. Свою семью ты не в силах спасти. Смерть будет лишь бессмысленным подарком твоему врагу… Но твоя жизнь сможет отомстить за это Хдархету, — чёткие твёрдые, как приговор, слова демонессы были настолько заразительны, что в душе Леи тоже загорелся огонь.
— Я ненавижу ещё и Ал'Берита! — закричала она.
— Не стоит, — резко возразила Дайна. — Сейчас ты не хочешь этого понимать. Но он дал тебе шанс узнать, что тебя ждёт. Он дал тебе силы для гнева и для мести, чтобы пережить всё то, что произойдёт. Наместник сделал для тебя не меньше, чем сама мать, подарившая эту жизнь. Так не теряй эту ценность! И живи несмотря ни на что! На зло всем тем, кто хочет её отнять!
Лея поняла, что демонесса права. Первая, самая сильная и острая волна боли отступала под натиском новых для девушки чувств и решительности. Женщины за всё платят кровью и болью. За становление девушкой, женщиной, матерью. Боже! Тридцать лет. Сколько было расставаний, горьких потерь, таких, что выворачивают на изнанку всю жизнь и душу. Лея думала, что она достаточно повзрослела. Какая глупость! Процесс взросления долог, практически бесконечен, независим от прожитых лет. И всегда чрезвычайно и необычайно болезнен…
Она и не заметила, как прикусила раненую губу. И кровь струйкой с новой силой потекла из уголка рта. Кончиком языка Лея стёрла капли, и солёный, с привкусом металла, вкус заполнил всё, что осталось от её собственного, и так уже очень маленького и ничтожного, мирка.
— Моя душа будет гореть в Аду! — прокричала во весь голос девушка, подчиняясь необъяснимому чувству.
— О, нет! — громогласно и восхищённо возразила Дайна. — Она навечно будет заключена в снегах Ледяного Замка! И сам Князь Светоносный будет рвать её на части!!! — их двойной, безрассудный и безумный смех наполнил всё окружающее пространство, медленно и неотвратимо возвращая Лею к новой жизни.
Как ни странно, но месяц прошёл вполне спокойно, словно события того дня изрезали её душу и скроили по новому образу и подобию. Неизменно хладнокровна и безмерно вежлива. От ровного голоса становилось не по себе даже, подчинённым ей, хозяевам. Сама же она могла сказать, будто стало две Леи. Одна спала, а другая видела сон. Хдархет выжидал, мило улыбаясь и кланяясь при редких встречах в своих неизменно белоснежных костюмах, а обмен колкостями не стоил того, чтобы обращать на него больше внимания, чем на комара в лесу. Жужжание раздражает, но, пока не кусает, можно и потерпеть. Ал'Берит, напротив, был спокоен и равнодушен, словно не было того разговора и дня. А, может, так и следовало принимать жизнь? Это было. Но лист перевёрнут, и впереди совсем другая история…
Череда же дней, столь похожих друг на друга, проходила, и всё ближе и ближе становилась назначенная дата. Ал'Берит, как и говорил, прислал платье. Лея долго рассматривала его. Нежный белый тонкий тиснёный шёлк. Узкие рукава, позволяющие скрыть браслет, от локтя прикрыты сверху объёмным косым воланом ткани, украшенной бледно сиреневой изящной вышивкой и бисером. Узор продолжался по округлому вырезу, открывавшему плечи и шею, лишь несколько фиолетовых камней дополняли его, и резко сужался к талии, чтобы плавно разойтись двумя широкими полосами к низу по воздушной юбке платья и заскользить, замыкая друг друга, по его кромке. Прилагались полупрозрачные перчатки и серебряный обруч необычной формы с несколькими крупными драгоценными камнями. От него на лоб полукругом ниспадали пять тонких цепочек со сложными звеньями и переплетением, а по обоим бокам головы они струились, чуть прикрывая плечи как очень длинные серьги, и оканчивались небольшими аметистами. Красота наряда не вызвала воодушевления. Лея положила бесценную вещь по полку, как обычную тряпку. Постояла немного у шкафа, уткнувшись лицом в жёсткую створку так, что, когда она подняла голову, то от резьбы на лбу осталась небольшая, быстро разглаживающаяся, красноватая вмятина на коже. Она посмотрела на себя в зеркало. Та же, что и раньше. Лишь пластина айэтора исчезла с поверхности лица. Отрешённо приподняла одежду с нижней полки и осторожно достала, как величайшую драгоценность всех миров, изорванные лохмотья, испачканные кровью, которые когда-то были нежным розовым платьем с бретелями, украшенными металлическими маленькими змейками, и прижала к сердцу.
К приезду виконта Лея уже была готова. До этого она все вечера месяца посвящала изучению движения танцев. Конечно, ей было далеко до идеала, но и стоять в стороне на балу больше бы не пришлось. А она решила танцевать так, как если бы это был самый лучший вечер в её жизни… Во всё тело, даже в корни волос был втёрт специальный крем, заставивший забыть на некоторое время её потовые железы о, предназначенной им природой, функции. По словам Дайны, у Леи было живое, легко отражающее все переживания лицо, а потому на него уже в течение недели наносилось ещё одно средство, не дающее свободы мышцам. Теперь девушке приходилось делать усилие, чтобы выразить на нём хоть какую-то эмоцию, в чём она последние три дня и тренировалась по вечерам перед зеркалом под руководством Дайны. Конечно, после ей это умение не пригодится. Постоянное использование такого средства принесло бы плачевные результаты для кожи, а полный самостоятельный контроль над мимикой казался ей недостижимым. Так же был принят и отвар. В купе с небольшой горошиной из непонятной затвердевшей смеси, хранящейся в скрытом кармашке платья, он бы не дал её сердцу биться чаще, чем следует. Увы, эффект был не очень долгим, а потому принять её надо было в самый последний момент… И да, конечно, на ней было подаренное платье и белоснежные удобные туфли на невысоком каблуке.
