— Юноша, у тебя есть два варианта: стать полководцем или бифштексом. Я ни на чем не настаиваю, выбор за тобой.
На каменных сводах плясали отблески погребального костра. Всю дорогу от грота, где покоились заваленные камнями останки правителя, до пещеры, выбранной Дагобертом для последнего обряда, наследник престола был молчалив. Те несколько часов дороги, когда испуганные лошади мчали покоящееся на импровизированных носилках мертвое тело, он не сводил глаз с лица того, кого еще совсем недавно называл отцом. Едва достигнув входа в драконий лабиринт, он велел занести туда тело и положить его на гладкий широкий камень, будто только и дожидавшийся часа стать местом для погребального костра. Затем все, даже Гизелла, вышли, оставив принца наедине с земным отцом. Повелительница франков рыдала на плече у Благородной Дамы Ойген, та что-то приговаривала, тихо и успокаивающе. Лис с Карелом держались поодаль.
Сергея в эти минуты куда больше волновала судьба Бастиана. Оставив «вопросы культа культуристам», он обсуждал с учеником варианты действий, стараясь несколько укротить свой язвительный нрав, чтобы не вогнать в депрессию полководца поневоле.
Отсветы пламени рисовали дико выплясывающие тени на стенах пещеры, гул огня становился все сильнее, но, прорываясь сквозь него, снаружи слышались обрывки неведомых слов непонятного гимна, выводимые голосом юного Дагоберта. Гул все нарастал, казалось, пещера превращается в огромную боевую трубу, и ее зов вот-вот поднимет венценосного мертвеца.
«Что же теперь будет? — глядя на темный провал в скале, волновался майордом. — А что если порождение огня, новый дракон, сейчас вырвется отсюда, да и сожрет меня без лишних слов?!». Он представил над своей головой кипящие праведным гневом огненные глаза, языки пламени, вырывающиеся из пасти, и мурашки побежали по его спине, перегоняя друг друга. Пипин с надеждой поглядел на Фрейднура — этот не побежит, он будет драться до конца, не станет искать лазейки и просчитывать шансы, спокойно умрет с улыбкой на устах и кровью врага на мече.
Но то Фрейднур, а он-то сам не таков! Ему как раз очень даже есть дело до лазеек и шансов! «Может, сейчас, пока никому нет до меня дела…» Пипин снова бросил взгляд на голубоглазого исполина. Тот завороженно вглядывался в озаренную пламенем глубину пещеры. Майордом сделал несколько робких шагов в сторону и замер, стараясь оставаться незамеченным. «Бежать или остаться и ждать своей участи? А куда бежать?»
Гул внезапно стих. Принц Дагоберт вышел из каменного провала. Лицо мальчишки было непроницаемо сурово. То ли пепел, то ли ранняя седина тронули его виски.
— Я знаю имя и место, — сказал, как отрезал. — Мы отправляемся туда!
Новость, пришедшая в импровизированный лагерь, повергла в шок разухабистую толпу, мгновение назад собиравшуюся присягать новому правителю. Нынешняя их дорога оказалась щедра на повороты. Совсем недавно они радовались победе майордома и его сестры, затем приветствовали высокородного Пипина, отчего-то вдруг присягнувшего сыну убитого по его воле повелителя франков. А теперь вместо обещанного в Реймсе пира их ожидала кровавая битва.
Впрочем, ожидала ли? Среди баронов послышались голоса, что следует возвращаться к родным очагам, что ни сам Дагоберт, ни его майордом не призывали их сражаться против Брунгильды. Мало ли, что объявили врагом?! Войско-то для войны с ней не созывали! Сами, небось, разберутся, кто против кого, кто враг, а кто кому родич! А уж куда она сейчас идет, для чего, и какое при этом у нее настроение — не их ума дело. Нет такого закона, чтобы сестре майордома нельзя было ездить в Реймс.
— Стойте! — Бастиан Ла Валетт схватил под уздцы коня одного из могучих баронов, намеревающегося покинуть лагерь. — Я приказываю — стойте!
— Ты? Приказываешь?! — физиономия вояки растянулась в надменной гримасе. — Да кто ты такой, чтобы приказывать мне?!
Он тронул коня вперед, наезжая на юношу. Тот отпустил уздечку, отскочил, уперся спиной в пустой возок мадам Гизеллы. Еще мгновение — и он оказался на крыше.
— Эй! Благородные воины! Слушайте меня! Тут один мешок с навозом, обряженный в доспехи на манер храброго воителя, спрашивает, кто я такой и почему вдруг приказываю ему оставаться среди людей чести! Почему не даю спасаться бегством, подобно крысе с подпаленным хвостом!
— Да ты..! — взревел оскорбленный барон, хватаясь за секиру.
— Пусть говорит! — загремело вокруг.
Охочие до битв франки умели ценить красивую речь, а уж тем более, когда она была понятна каждому из них.
— Да как он смеет?! — не унимался оскорбленный.
— Пусть говорит! — еще громче ревела собравшаяся вокруг толпа.
— Ты хотел знать, кто я? — обращаясь к неудавшемуся дезертиру, крикнул посланник Дагоберта. — Меня зовут Бастиан. Всякий может видеть — я не воин, я грамотей. И все же я — свободный человек, и знаю, что такое глядеть в глаза опасности. Ты хочешь бежать, могучий воитель? Что ж, беги, дорога свободна! Но оставь мне свой меч. Тебе без него будет легче улепетывать! А мне с ним предстоит умереть в воротах священного для каждого из нас, франков, Реймса! Умереть с честью, как подобает свободному человеку!
Одержимая нечистой силой мятежница идет сокрушить христианскую святыню, поработить души франков, отнять вашу свободу! Разве не слышали вы, о чем написал высокородный Пипин Геристальский в своем послании?! Разве не воины передо мной?
Она — мятежница, а вы — люди, которым Господом и судьбой предначертано держать оружие, защищать правых от неправых, слабого от произвола сильного, хранить Дом Божий от посягательств разбойника! Вы же, забыв о своем высоком предназначении, намерены разбежаться?! Путь свободен!
Дай мне свой меч, барон, и я стану в воротах Реймса! И даже если буду стоять там один, потомки скажут: «Все же среди изменников и трусов нашелся один, кто не убоялся, кто остался верен, для кого доблесть и честь — не пустой звук! Его звали Бастиан!»
— Это не наше дело! — не унимался задетый за живое барон. — Пусть сам Пипин разбирается с сестрой…
— Так и говорила курица, узнав, что хозяйка перестала кормить своего кота. Вот только кот потом залез в курятник и сожрал ее, так что лишь перья остались. Беги же, прячься в свой курятник, никто тебя не держит! — насмешливо перебил его Бастиан.
Вояки грохнули от хохота. Барон побагровел и стал хватать воздух ртом, не зная, что ответить.
— Ну-ка, посторонись, сосед! — послышалось рядом, и тяжелая рука сдвинула жертву острослова в сторону. — Эй, Бастиан! Меча я тебе своего не дам, но в воротах, пожалуй, рядом стану! Ну-ка, я Магнус, сын Магнуса Вестфольдского, кто со мной?!
