Ознакомительная версия.
Мы с Хелен пили коньяк, потом съели каких-то безумно дорогих фруктов. У меня настроение было хуже некуда, а летунья впала в задумчивость. В конце водевиля Владетель объяснил придворным, что весь переезд был фикцией, выдуманной ради проверки их лояльности, и покаявшиеся аристократы упали перед ним на колени. Хелен задумчиво сказала:
– А ведь автор пьесы – кто-то из Версаля.
– Высокородный?
– Не обязательно. Может быть, из придворных комедиантов. Но уж больно много верных деталей… писалось явно по высочайшему повелению.
– Верных деталей? – Я с сомнением посмотрел на Хелен. – Если ты думаешь, что принц спер любовное письмо…
– Да я не о том, Ильмар. Много мелких деталей. Например, кое-какие обороты речи. Это и впрямь речь Владетеля. Обстановка. Намеки на интриги. Понимаешь, сам спектакль – пустышка, забавная глупость, интересная либо тому, кто ничего не знает о Доме, либо придворным высокого положения. Но в нем… намек. Информация.
– Какая информация?
– Хотя бы та, что принц Маркус, если явится с повинной, будет прощен. Слегка наказан… может быть, выслан в провинцию, но прощен. Да и вора не казнят, а просто на рудник отправят, поскольку ничего он не знает…
По спине пробежали мурашки.
– Очень занимательно, Хелен. Только каторжнику это…
– А фразу актера о том, что доставь он Маркуса Страже – получил бы прощение, ты пропустил? Ильмар… эта пьеска с двойным дном. Во-первых, она высмеивает всю охоту, затеянную Домом. Мол, не волнуйтесь, благородные господа, все это пустое, никакой беды нет. Мелкие интриги, Владетель в курсе ситуации… Это первое. А во-вторых, в пьесе есть намек для самого Маркуса. И для тебя. Только тебя переоценили, ты не заметил…
– Хелен!
– Извини. Извини, я увлеклась. Но я уверена, по всем крупным городам сейчас играют эту пьесу. И народ успокаивают, а то каких только слухов не ползет, и Маркусу дают понять – «вернешься – будешь прощен».
– Может быть, ты и права, Хелен, – признал я. – Очень даже возможно. Ну, что будем делать дальше?
– Я лично буду спать, граф. У меня уже глаза слипаются.
Я кивнул:
– Согласен, Хелен.
Осушив бокал, я уж было собрался встать из-за столика. И тут увидел мальчишку, игравшего в пьеске Маркуса. Уже в обычной, простой одежде, без грима, утратив сходство с принцем начисто, он бродил между столиками, высматривая кого-то.
– У меня было ощущение, что разговор еще не окончен, – пробормотал я. И поднял руку. Мальчик повернулся, быстро подошел к столику.
– Ну? – спросил я.
Юный актер мялся, поглядывая на Хелен.
– Давай говори.
– Ваша светлость, простите мою дерзость… – Здесь, среди аристократов, мальчик держался очень подобострастно. – Но не скажете ли вы, где ваши владения?
Наверное, мы с Хелен одновременно почувствовали азарт. Что-то происходило.
– В море, мальчик. Я граф Печальных Островов, – тихо сказал я.
Актер просиял:
– Граф, у меня есть для вас послание!
– Давай.
– На словах.
– Говори!
– Граф, мне сказали, что вы заплатите стальную марку, если я вас встречу…
Я бросил на стол две монеты. Накрыл ладонью:
– Получишь обе. Но только если не врешь.
Парнишка был достаточно смышленый, чтобы не спорить:
– Слово графа крепче железа… Ваша светлость, меня просили передать вам следующее: «Смоленый канат кинжалом не разрезать»…
– Так. – Я поймал его за руку, заставил сесть рядом. – И все?
Мальчишка явно испугался:
– Нет… если для вас эти слова не пустые…
– Давай заканчивай.
– «Жди».
– Что?
– «Жди». Одно слово.
– Прекрасно, а теперь вспомни, кто тебе это сказал?
– Я ее не знаю. Женщина, такая… высокая, средних лет, лицо скучное, постное, темноволосая, одета небогато… Обычный человек, ничего особенного. Наверное, не высокородная.
Женщина? Почему-то я этого не ожидал.
– А как и когда ты ее встретил?
– Неделю назад, когда в пьесу сцену про Маркуса вставили, и я первый день играл, она тоже подошла в актерскую, вроде как вы. И сказала, что если однажды меня примет за принца граф Печальных Островов, то я должен передать эти слова. Она сказала, вы будете довольны…
Доволен ли я?
Нет, конечно…
– Ты ее видел потом?
– Нет. Я ее не знаю, слово чести!
В устах маленького комедианта клятва впечатление не произвела. Но все же мне показалось, что он говорит искренне.
– Если ты вспомнишь еще что-нибудь важное, то заплачу вдвое. – Я убрал ладонь с денег. Монетки мигом перекочевали в карман парнишки.
– Нет, – с сожалением сказал он. – Больше ничего не знаю. Я поначалу внимания не обратил, я радовался очень, что сыграл хорошо… Я ведь хорошо играю?
– Да, замечательно, – похвалил я. – И все же… вспомнишь еще что-то – подойди.
– А куда?
– Гостиница. «Золотой ритон». Знаешь?
– Конечно, мы тут каждый год играем… А кого спросить?
– Графиню Хелен, – переглянувшись с летуньей, сказал я. – Сам я путешествую инкогнито.
– Благодарю, ваша светлость.
Мальчик встал, старательно поклонился Хелен и торопливо зашагал прочь. Я посмотрел на летунью:
– Ну? Ты хоть что-то понимаешь?
– Что значили слова о смоленом тросе?
– Я говорил это Маркусу. Когда мы бежали.
– Ясно.
– Хелен, если ты поняла, за что я заплатил пару стальных, то скажи.
– Дорогой граф, мы только что узнали две вещи. Во-первых, то, что Маркус в Миракулюсе.
Хелен сияла не меньше маленького актера, заработавшего две монеты.
– Похоже на истину.
– А второе – нам дали понять, что искать его бесполезно. У него есть здесь покровитель… точнее, покровительница.
– Значит – ждать?
– Да. Кстати, ты был прав, этот мальчуган хороший актер.
– Почему? Такой же бездарь, как вся их труппа. Но не огорчать же парнишку…
Хелен вздохнула:
– Ильмар, замки ты открываешь ловко, а вот с интригами разбираешься скверно. Ты даже не обратил внимания, как изящно и непринужденно этот ребенок выманил наш адрес.
– Побойся Сестры, Хелен! Я сам его назвал, чтобы он…
– Вот именно.
Лицо летуньи становилось все жестче и жестче. Усталость уходила из глаз.
– Пошли. – Она резко поднялась. – Я не знаю, сколько придется ждать и чем кончится ожидание. Но нам лучше быть в гостинице.
Наверное, она была права.
Среди гуляющих в Стране Чудес мы, по-видимому, были редкой парой, возвращающейся в гостиницу так рано. Портье вручил нам тяжелый медный ключ, и мы поднялись на четвертый этаж. На лифте – не хотелось упускать оплаченного удовольствия.
– Паровой? – спросил я паренька-лифтера в темно-синей форме. Тот гордо кивнул, будто его работа состояла не в том, чтобы сигналить машинисту, а в присмотре за котлом. Лифт полз медленно, но уверенно.
Ознакомительная версия.
