Землей здесь больше не пахло. Здесь пахло шоколадом. Настоящим, горьким, с тонкой ноткой миндаля. Запах пропитал все вокруг, и теперь, глядя на свои грязные ладони, вместо чувства брезгливости возникало чувство острого голода. Вот не знала бы, что это глина, — точно облизала бы пальцы!
— Поразительно, — восхищенно проговорила я, окуная кисти в «жидкий шоколад».
— Это все магия, — просветил феникс.
— Серьезно?
— Ага. Есть тут в Змеиной провинции один умелец. Молодой, безмерно самоуверенный, но при этом крайне талантливый аромаг. Там в коробочке какого только запаха нет. Хочешь, можем сделать из этой глины черный кофе? — Фауст зачерпнул в ладонь сладко пахнущей жижи и стал тонкой струйкой лить мне на предплечье.
— Меня и шоколад устраивает, — с придыханием ответила я, не в силах отвести глаз от густой массы, медленно стекающей по коже.
— Это хорошо… — вполголоса отозвался мужчина и коснулся моей руки. С нажимом провел по предплечью и мягко размазал теплую глину по коже. И сразу же проделал то же самое со второй конечностью, равномерно покрывая открытые участки тела сладкой, дурманящей субстанцией. — Просто замечательно. Я знаешь, какой сладкоежка, — многозначительно произнес феникс, и, подняв взгляд, я увидела, как пылают нетерпением глубокие темно-синие омуты его глаз.
Моя фантазия и желания услужливо свернули в подсказанном направлении, и я, зачерпнув немного вязкой глины, подняла руки, чтобы медленно провести по крепкой мужской груди, скользнуть к ключицам, обхватить широкие плечи, одновременно размазывая по гладкой коже терпкий горький «шоколад» и отчаянно жалея, что не могу сейчас все это с него слизать. Короче, фантазия разыгралась, не то слово!
Стоящий передо мной полуобнаженный мужчина выглядел сейчас таким соблазнительным, таким, черт его подери, сексуальным, что я была готова уже на все, что угодно. А потому даже и не подумала возмутиться, когда Фауст притянул меня ближе, жадно провел ладонями по пояснице и обхватил ягодицы, одновременно прижимаясь ко мне всем телом. Я лишь приподнялась на носочках и обвила руками его шею, пачкая в темно-коричневой глине пшеничные пряди волос. Заставила склониться к себе и прильнула к приоткрытым влажным губам.
И в тот момент мне показалось, что и губы его на вкус точь-в-точь сладкий шоколад. И от того хотелось бесконечно долго целовать их. Скользить языком по приоткрытым устам, ловить горячее дыхание, ставшее вдруг каким-то рваным и сбивчивым.
А слой жидкой грязи, размазанной между нашими разгоряченными телами, позволял скользить грудью по его часто вздымающейся груди. Я чувствовала, как Фауст выливает мне на лопатки пригоршню теплой глины, как она стекает по спине, как мягко обволакивает кожу, и вслед за ней чуткие руки проходятся вдоль позвоночника. Массируют, обхватывают плечи, мягко сжимаются, чтобы в следующее же мгновение отпустить и вновь зачерпнуть ароматной густой субстанции.
Ох, кажется, Фауст всерьез вознамерился сделать из меня шоколадного зайку. Хотя выйдет скорее милый негритенок. Ну ничего. Сейчас я от его губ оторвусь и тоже искупаю блондина в грязи. Хотя нет. Купать не буду. Лучше обмазывать руками, будто шоколадной глазурью покрывая. Тогда можно будет дотронуться везде-везде. И поглядеть на его реакцию, когда это «везде» дойдет, скажем, до кромки штанов.
По телу прошлась жаркая волна, и я мысленно улыбнулась своему коварному плану.
Ох, Лу, доиграешься ведь… Да ну и черт с ним!
Я уже собралась аккуратно высвободиться из крепких объятий, дабы приступить к активному облапыванию предмета своих мечтаний, как явилась наша с Фаустом персональная птичка Обломинго!
— Нет, ну что ж такое? Стоит на минуту одних оставить, как у них уже разврат полным ходом! — прокомментировала наши тесные объятия Стасечка, но тут же переключила свое внимание на иное: — Ого! Это что, шоколад?! — изумленно ахнула сестричка и, не задумываясь, рванула к купели. Тут же свесилась в бассейн и, обмакнув палец в глину, сунула его в рот.
Я успела лишь испуганно ойкнуть. Сестрица же тотчас стала судорожно отплевываться, а потом и вовсе, высунув язык, стала бегать по площадке перед бассейном в поисках водички или чем еще промыть рот.
— Краник там. — Фауст добродушно ткнул рукой в миниатюрный питьевой фонтанчик на высокой стойке, и сестренка рванула к вожделенной влаге.
Пока Стаська, громко ругаясь и отплевываясь, полоскала рот, мы с фениксом позволили себе еще одну минутку нежности. Ласковых прикосновений и взгляда глаза в глаза. И мне подумалось, что нужно обязательно выкроить момент и побыть с ним наедине. Так, чтобы никто не отвлекал и не мог прервать нас в самый неподходящий момент, и не носился кругами, выговаривая, какие мы нехорошие, что не предупредили про глину. Хотелось просто побыть вдвоем. Поговорить по душам, наобниматься вдоволь. А может, и не только… В конце концов, мы взрослые люди. Да и глупо противиться такому притяжению.
А пока нам оставалось пользоваться каждой свободной минуткой. И эта минутка, к сожалению, слишком быстро подошла к концу.
— Да как вы… Да я… Тьфу на вас! Предатели, — обиженно буркнула Стаська, наконец очистив свой остренький язычок от остатков грязи. — А ты чего стоишь? Не мог предупредить? — набросилась на скромно стоящего в уголке гремлина.
О-па! А Хевирим тут когда успел нарисоваться? Точнее, как давно? И сколько, интересно, видел из наших с Фаустом обжиманий?! И вообще, чего он одетый-то?
— А ты купаться не будешь? — удивленно спросила я, глядя на застегнутого на все пуговицы мальчишку.
— А… я… а мне нельзя! — выдал гремлин, чем ввел меня в полное замешательство.
— Почему нельзя?
— А у него критические дни, — хохотнул за спиной Фауст, а Хевирим, смутившись, спешно стал оправдываться.
— У меня аллергия. На солнце. А оно сейчас как раз в самой активной фазе, так что… я лучше в тенек. — И с этими словами гремлин протопал к лежакам и устроился на том, что стоял в тени навеса.
Н-да… У рыжего веснушчатого парня аллергия на солнце. Кто бы мог подумать?
— Пффф. Аллергия у него, — ни капли не поверила словам парнишки Стаська. — Лучше б сразу признался, что комплексуешь!
Кстааати! А это куда более вероятно. Феникс-то у нас красавец. Высокий, стройный, поджарый. Хевирим по сравнению с ним и в одежде-то хлюпик хлюпиком. А без одежды наверняка одна кожа да кости. Понятное дело, почему его не тянет раздеваться. Была б тут какая-нибудь Тиарна, я бы, наверное, тоже комплексовала.
Но никаких пышногрудых фиф в округе не наблюдалось, зато был соблазнительный блондин, который вновь взял меня за руку и повел к противоположному концу купели — подальше от лишних глаз и ушей.
