Ознакомительная версия.
В самом деле... Бранко именно сюда, на рыночную площадь, со стен показывал, когда предлагал занять оборону в порубе. И ведь действительно, неподалеку от входа в узилище на крепко сбитом помосте высился позорный столб. Толстое, грубо отесанное бревно. К бревну прикреплены железные кольца. А с помоста свисает несколько ржавых цепей. На трех – разомкнутые колодки. Развлеченьице для рыночной публики. И развлечение, и назидание... Сейчас, правда, прикованных колодников здесь не было. Ни живых, ни мертвых. Но вот тюрьма, судя по поведению Рамука, не пустовала.
Очень интересно... Такие поруба укроют и от солнца днем, и от темных тварей – ночью. Бранно был прав – не простая то тюрьма, а настоящая крепость стоит у рыночной площади. Кто-то, видимо, ее и использует в этом качестве. Только когда – днем или ночью?
Если днем – почему дверь не заперта? Почему не закрыта хотя бы плотно? Если ночью – почему не бегут навстречу радостные людишки? Людишки...
– Нечисть, говоришь, прячется? – пробормотал Всеволод.
Шекелис тоже оценивающе смотрел на толстые крепкие стены и узкие окна.
– Может, нечисть, а может...
– Человек?
Жаль, Рамука не спросишь...
– Какой человек?! Откуда здесь взяться человеку?! – К ним спешно подогнал коня Конрад, досадующий на очередную задержку. – Там, где прошли нахтцереры, людей нет и быть не может.
– Упыри прошли и мимо Серебряных Ворот, – резонно заметил Всеволод, – Но там, я надеюсь, еще остались люди. Почему же здесь не может случиться того же? За этими стенами вполне можно укрыться от тварей.
– И что? Даже если в темницах Германштадта брошены узники, даже если до них не добрались вервольфы и нахтцереры, все они давно должны были умереть от голода и жажды.
– Я говорю не об узниках. А о том, кто по доброй воле остался в этом городе.
– По доброй воле? Здесь?
– Именно! И я хочу узнать, кто остался. И почему.
– Русич! – кажется, хладнокровный сакс начинал терять терпение. – Нам нужно спасать мир, а не забившихся по щелям поселян и бюргеров.
– Вообще-то мир-то как раз и состоит из этих самых поселян и бюргеров, – хмыкнул Всеволод.
– Мы зря теряем время!
– А может, и не зря. Я хочу проверить узилище, Конрад. Не такое уж оно и большое, так что надолго мы здесь не задержимся.
– Я займусь! – вызвался Золтан. Соскочил с коня, потянул из ножен саблю. – Коли человек там – найду, коли нечисть – изрублю в капусту. Возьму Рамука да ребят своих прихвачу. А уж ежели и ты, русич, дашь с полдесятка дружинников – в два счета управимся.
– Не дам, – хмуро ответил Всеволод. – И тебя с твоими шекелисами не пущу. Ни к чему рисковать понапрасну – и так уже уйму народа потеряли. Пойду с Рамуком сам. Загляну, проверю и вернусь.
– Не-а, сам не пойдешь, – осклабился Золтан. – Рамук тебя слушать не станет.
– Ладно, – вздохнул Всеволод. – Ты – тоже. Со мной. Но собаку вперед пусти.
Золтан кивнул, что-то коротко и резко приказал псу. Рамук стрелой сорвался с места. Тихо, скрытно – без рычания, без шума – метнулся через рыночную площадь. Скользнул в приоткрытую дверь поруба.
Исчез во мраке.
Всеволод и Золтан, звеня доспехами, бежали за собакой. Но вовремя добежать не успели. Ни тот, ни другой.
Едва миновали позорный столб, едва ступили на низкий порог...
Грохот и визг донесся откуда-то из недр узилища. Пронзительный визг издыхающей собаки.
– Рамук! – выдохнул Золтан.
– Ра-а-амук!
Шекелис, вмиг позабыв о всякой осторожности, ворвался в тюрьму первым. Плечом толкнул скрипучую дверь. Вбежал в темноту.
Грохот сапог. Звяканье шпор.
И снова – глухо, будто из-под земли:
– Ра-а-амук! – но уже с болью и ненавистью.
Всеволод вбежал следом за угром.
Небольшой коридорчик. Дальше – большая комната, едва-едва освещенная единственным узким окошком. Длинная скамья. Массивный стол. Чернильница с высохшими чернилами. Сломанное перо. Пыль. В стене – еще одна дверь. Открыта.
Туда!
Лестница вниз. Опять – короткий коридор. Решетка. Поворот. Дверь. Еще комната. Скупой свет из окошка, похожего на вынутый из кладки под самым потолком кирпич, едва освещал...
А вот тут влетевший в помещение Всеволод чуть не споткнулся.
...Освещал лежавшее поперек прохода и преграждавшее путь длинное железное... Ложе на деревянной раме с двумя обмотанными веревками воротами по краям. Тяжелое. Перевернутое. Короткими загнутыми ножками кверху. Густыми острыми шипами книзу.
Под странным ложем еще подрагивали белый хвост и вывернутая задняя лапа шекелисского пса. Из-под ложа растекалась кровавая лужа. Мертв! Рамуку уже ничем не помочь – собаку пронзили не меньше десятка шипов. Два попали в голову.
Всеволод похолодел: на месте несчастного пса мог ведь оказаться он сам. Или Золтан.
А Золтан сейчас рычал не хуже несчастного Рамука. Рычал и метался в густом полумраке с обнаженным клинком. Натыкаясь на железо, ругаясь...
Да только не было здесь никого. Лишь железные кольца, цепи и факельные подставки по стенам. Жаровня в углу. Колодки на полу. Рядом – грудой – щипцы, тиски, многохвостые кнуты, вилки, ножи, пилы, крюки, молотки и прочий палаческий инструмент.
Пыточная!
А шипастое ложе... Вон еще одно, – в темной и просторной, как комната, нише напротив. На хитром, опутанном цепями механизме, который позволяет одним движением рычага поднимать ложе из горизонтального положения в вертикальное и обращать в любую сторону под любым углом. Обрушившаяся на Рамука платформа тоже крепилась к такому же механизму – там, у самой двери еще покачивалось переплетение цепей и блоков. Вот только почему-то выскочили из зажимов кривые ножки. Отчего-то сорвался чудовищный пресс.
– Золтан! – позвал Всеволод, осматриваясь вокруг. – Что это? Что убило собаку?
– Ведьмина кровать, – проскрежетал шекелис.
– Какая кровать?
Золтан оставил наконец безнадежные поиски. Кое-как, на ощупь, вернулся к двери, к рухнувшему шипастому ложу. Объяснил:
– Для ведьм, колдунов, еретиков и прочего неугодного Господу сброда она изготовлена. Помогает вытягивать признания.
Да-да, именно вытягивать! Дыба, понял Всеволод. Только особая, изощренная. Кладут осужденного на шипы, воротом растягивают суставы и при этом еще можно крутить-вертеть человека по своему усмотрению. Хоть пятками к огню опускать, хоть вниз головой держать, покуда кровь носом не хлынет.
Всеволод покачал головой. Додумаются же, изверги! Ладно, с ложем этим ясно. Не ясно пока, что произошло с Рамуком.
Судя по всему, ведьмина кровать стояла у стены. Висела, точнее. Нависала над самым входом. А потом? Собака, пробегая мимо, случайно задела... уронила... обрушила на себя? Случайно? Сама? Такую тяжесть? Что-то не верится.
Ознакомительная версия.
