Финли пристально посмотрел в лицо придворному и медленно проговорил:
— Если бы я действительно мог управлять чужими мыслями, — разве я ушел бы сейчас от короля? Какой человек отказался бы от власти, Гатри? Если бы я мог управлять королем, я мог бы управлять Шотландией.
Гатри кивнул и задумался над его словами.
— Вы ведь видели мой замок, — продолжал Финли. — Неужели вы действительно считаете меня могущественным чародеем?
Гатри был честолюбив и жаден. Он посвятил себя служению короне в надежде получить как можно больше власти, и затворничество Маклейна казались ему необъяснимой странностью. Исподлобья взглянув на него, он проворчал:
— Я не знаю, кто вы такой, Маклейн, но я вам не доверяю. И вы мне не очень нравитесь. Честно говоря, я надеюсь, что француз с вами расквитается, — добавил он неожиданно.
Финли словно обдало холодом.
— Какой француз? — спросил он, хотя и так знал, о ком речь.
Ухмылка Гатри напоминала волчий оскал.
— Неужели не знаете? Тот, однорукий. И я готов держать пари, что к его увечью вы, Маклейн, имеете самое прямое отношение. Его совсем недавно видели где-то между Стерлингом и Лармуром. Насколько мне известно, он направлялся в замок Маклейн как раз в ту ночь, когда вы покинули его. Что вы об этом думаете?
Грей! И еще миссис Макдермотт и юный Робби! Исполнили ли они его приказания?
Не обращая внимания на злорадный смех Гатри, Финли едва ли не бегом бросился в Большой зал. Он прекрасно понимал: если сказанное Гатри — правда, то Джин сейчас находился либо в замке Маклейн, либо на пути к Стерлингу. Финли был бы рад скорой встрече с давним врагом, если бы не тревога за Кенну. Он не мог оставить ее одну, но и не мог подвергать ее опасностям, что таили в себе ночные дороги.
— Проклятие… — пробормотал он, поднимаясь по крутым ступеням.
Если они останутся здесь, Джин может застать их врасплох. Но если выехать отсюда на закате, то Джин может подкараулить их у ворот замка Маклейн и наброситься из засады.
Распахнув дверь, Маклейн ворвался в комнату, где оставил Кенну. Увидев его, она воскликнула:
— Ах, наконец-то! — И бросилась к нему, раскрыв объятия. — Говори же! Что сказал король?
— Мы можем сейчас ехать, Кенна.
— Но как же?.. Ведь еще светло, а твои глаза…
— Медлить нельзя, — перебил Финли. — Джин наверняка уже побывал в замке Маклейн. Мы должны ехать немедленно.
Глаза ее расширились, и она кивнула:
— Да, конечно. Но лучше ночью…
— Нет, мы поедем сейчас.
— Сейчас?..
— У нас нет выбора. Я не могу сидеть здесь, словно крыса в крысоловке. Не могу ждать, когда сядет солнце. Не могу оставить тебя здесь, потому что твоя жизнь в опасности.
— Но ты же сказал…
— Собирайся быстрее, Кенна. Ты будешь моими глазами. И до заката мы найдем убежище. Если будет на то Божья воля, Джин нас не заметит. Я оставлю тебя в надежном месте, а потом вернусь в Стерлинг.
Кенна всплеснула руками и раскрыла рот, собираясь возразить, но так ничего и не сказала.
— Не беспокойся, все будет хорошо, — прошептал он, прикоснувшись ладонью к ее щеке. — Я позабочусь о твоей безопасности, Кенна Грэм.
— Я не за себя волнуюсь!
— Не за себя? — Он не мог удержаться от улыбки. — Выходит, ты меня защитишь?
Она тоже улыбнулась.
— Да, конечно. Если только сама тебя не убью.
Увидев слезы в ее глазах, Финли привлек ее к себе и прижался губами к ее лбу. Она крепко обняла его и прижалась к нему. А ее запах… Он согревал его и светил ему словно солнце. Только на сей раз от нее пахло и его, Финли, телом. И в том не было ничего удивительного. Ведь Кенна уже стала его женщиной, и она желала его так же сильно, как он ее.
Вожделение его больше не было горьким и постным. Желание к Кенне пульсировало в нем, и пульс этот был так силен и жарок, что грудь болела.
Заставив себя отстраниться, Финли пробормотал:
— Поскорее бы прикончить этого мерзавца. Нам пора, Кенна.
Он сидел в седле позади нее — как и всегда. Но теперь, после того, что было между ними ночью, соприкосновение их тел ощущалось уже совсем по-другому. Мерное покачивание коня было еще одним напоминанием о том, чем они занимались всего несколько часов назад. И при каждом шаге коня Кенна чувствовала в промежности пульсацию.
И еще ее терзало чувство вины; она знала: Финли ужасно страдает из-за солнечного света. Он сидел сгорбившись и надвинув на глаза плед, руки же прятал под шерстяной тканью, чтобы уберечь их от ожогов; Да, он страдал, а она думала лишь о том, как бы снова соединиться с ним.
Слава Богу, что в этот день небо затянули тучи. Но даже при столь слабом свете глаза Финли слезились. Прошло два часа, и он совсем перестал говорить с ней. Пытаясь как-то разговорить его, она сказала:
— Не понимаю, почему король отпустил тебя. Ведь ему было так важно, чтобы ты явился в Стерлинг.
— Он передумал. Я уже не нужен ему.
— Но почему?
Финли долго молчал, словно обдумывал ответ. Но Кенна знала: если он не скажет ей правду, она сразу распознает фальшь. Муж часто лгал ей. Так почему же Финли не может солгать? Но она была почти уверена: этот человек не станет ей лгать. Теперь уже не станет.
Тут он откашлялся и наконец проговорил:
— То, в чем король меня обвинял… это отчасти верно. Я действительно могу влиять на мысли людей. Если очень постараюсь, конечно.
Он уже намекал на это, но Кенна все равно изумилась.
— Финли, но как же… Каким образом?
Он пожал плечами.
— Просто стараюсь представить, чего именно хочу от собеседника. А потом… впиваюсь в него своими мыслями. Ну, представь, что ты сердито смотришь на кого-то, но при этом впиваешься в него не взглядом, а мыслями.
— И это все?
— Да, все. Но сила моя не беспредельна. Я могу проделать такое с одним и тем же человеком всего лишь несколько раз. Иногда всего один раз.
— А со мной ты такое проделывал? — Она резко повернулась к нему. — Проделывал, Финли?
Он решительно покачал головой:
— Нет, Кенна, с тобой нет. Потому что с тобой не получится. У тебя слишком сильная воля. Когда я пришел на постоялый двор впервые, я постарался сделать так, чтобы никто меня не замечал, чтобы меня не хотели замечать. Но с тобой у меня ничего не вышло. Ты все время смотрела на меня.
— Ну… мне было приятно на тебя смотреть.
Он засмеялся, и его смех показался ей нежнейшей лаской.
— Но моя неудача нисколько меня не расстроила, — продолжал Финли. — Скорее наоборот. Но даже если бы я и хотел заставить тебя повиноваться, я не смог бы причинить тебе боль.
