Уолли смотрел на него с грустью и сомнением. В одеянии среднего ранга, полный какой-то новой уверенности, Нанджи выглядел теперь на много лет старше, чем тогда, в первый день, когда Уолли встретил его на пляже. Казалось даже, что он вырос и держался теперь довольно самонадеянно. Теперь не скажешь, что он неуклюжий. Возможно, такое впечатление возникало из-за того, что у него очень большие руки и ноги. Через несколько лет, возмужав и окрепнув, Нанджи станет по-настоящему мощным. Неуклюжий подросток вдруг превратился в довольно опасного молодого воина.
Закончив наконец любоваться собой, новоиспеченный мастер развернулся к Уолли.
— Позвольте принести вам клятву, мой повелитель.
— Конечно. — При получении следующего ранга вторая клятва теряет силу.
Мастерская портного подходила для этой процедуры как нельзя больше, но Нанджи выхватил меч, опустился на колени и опять стал подопечным светлейшего Шонсу. И даже во время этого торжественного акта ему было трудно сдержать улыбку.
— Наверное, вы сейчас отправитесь к священному, мой повелитель? — спросил он, поднимаясь.
Едва ли не каждый день, в один и тот же час Уолли отправлялся к Хонакуре, а сегодня ему было просто необходимо увидеть жреца Ему пора предпринять какие-то действия, а Хонакура — единственный, кто может помочь.
— А ты что собираешься делать? — спросил он подозрительно.
— Мне надо продать меч. И потом — у оружейника еще остались мои деньги. Я хотел бы отнести их родителям, прежде чем мы отсюда уйдем, — он смотрел на Уолли невинными глазами.
Воины — это спортсмены, и поэтому они продвигаются по иерархической лестнице быстрее, чем представители прочих цехов. Друзья детства Нанджи — все еще Вторые, а некоторые и Первые. Воин четвертого ранга — очень важная и могущественная персона. Нанджи мимоходом обмолвился, что его отец — Третий. А ведь были еще младшие братья и сестры, на которых это тоже должно произвести впечатление.
Значит, у него все-таки есть какие-то человеческие чувства!
— Даю тебе два часа! — сказал Уолли и тут же остался один, а в воздухе все еще висела забытая впопыхах улыбка чеширского кота.
Он пошел в храм.
Святейшего Хонакуру видеть нельзя.
Подавляя внезапно проснувшиеся подозрения, Уолли пошел прогуляться.
Он еще раз осмотрел большую стену в поисках высоких деревьев, но они были или недостаточно высоки, или росли слишком далеко от стены. Вдоль нее стояли какие-то старые полуразрушенные строения, но все равно без лестницы здесь не обойтись. За ним следят, и поэтому с лестницами ничего не получится.
Он с горечью подумал о том, что рано вывел своего соню на всеобщее обозрение… Это было ошибкой, но Тарру из-за нее совершил еще худшую. Клятва крови — не односторонняя, повелитель обязуется защищать своего вассала. А Тарру безжалостно перешагнул через Горрамини. Его и раньше не мучили моральные проблемы, а теперь потерял и последние остатки чести. Он вполне может решиться на какой-нибудь отчаянный шаг. Уолли видел только один выход — проскользнуть через ворота переодетым. Но осуществление такого плана натыкается на множество преград. Нанджи придет в ужас от подобного бесчестья, кроме того, в этом случае нельзя будет взять с собой оружие. Риск велик — Шонсу такой огромный, его легко узнать, но другого выхода, кажется, нет. Тщательно осматривались даже продовольственные фургоны — по крайней мере так говорили рабы. А до переправы все равно еще далеко.
И как переодеться? Хвост волос — это неприкосновенно, а его не спрячешь. Знаки на лбу — тоже священны. Изменять их считается тяжким преступлением. Уолли неохотно подумал о том, что Шонсу седьмого ранга придется стать женщиной и скрыть лоб под длинными волосами. А лбы закрывают, как он заметил, только рабыни, да и то потому, что черная полоса проходит через все лицо.
Солнце жгло все сильнее, и, изнывая от жары, Уолли направился к казармам. С этой стороны кустарник рос у самого здания, и путь светлейшего лежал по мощеной дорожке, которая петляла и извивалась в зарослях, похожих на джунгли. То и дело она разветвлялась, превращаясь в настоящий лабиринт. Уолли не очень хорошо знал это место, но заблудиться по-настоящему здесь трудно. Некоторое время он просто бесцельно блуждал, думая о своих трудностях и одновременно — как он не без интереса заметил — инстинктивно запоминая все детали ландшафта… семьсот семьдесят вторая сутра…
Он подошел уже совсем близко к задней стене казарм, когда в кустах раздался треск: кто-то пробирался к нему. Уолли остановился, а на дорожку выбрался раб. Это был здоровый парень с толстыми губами, весь грязный, с измочаленной черной повязкой на бедрах. Несколько секунд он стоял молча, тяжело дышал и не спускал с Уолли глаз. Рука его сжимала садовую лопатку. Уолли понял, что это — один из садовников.
— Светлейший, — обратился он к Уолли.
Рабы не должны этого делать, и опасения Уолли вспыхнули с новой силой.
— Да?
Юноша облизнул губы, явно не зная, что еще сказать. Он или очень нервничает, или просто дурак. Или то и другое вместе.
— Светлейший, — повторил он, — меня послали за вами.
Уолли попытался мягко, точно ребенку, улыбнуться рабу, но с больными ему всегда было трудно иметь дело. Он вспомнил Наррина, того идиота из тюрьмы. Рабство ли ведет к умственным заболеваниям, или же недоразвитых детей безжалостно продают работорговцам? А в Мире, конечно, нет таких заведений, где этих несчастных можно было бы запереть и забыть о них.
— Ну вот, ты меня нашел.
— Да, светлейший. — Опять пауза.
— Кто тебя послал?
— Мама.
Тупик.
— Как твою маму зовут?
— Ани, светлейший.
Ах, вот оно что!
— А тебя?
— Анаси, светлейший.
— Отведи меня к ней, Анаси.
Раб кивнул.
— Да, светлейший. — Он повернулся и пошел по дорожке. Уолли за ним.
Вскоре Уолли заметил и еще одно обстоятельство — сзади раздавались шаги. Вот они стихли… опять. За ним, конечно, следят, а в таком лабиринте держаться на расстоянии нельзя. Слышали ли их разговор? Может, ему надо вместе с Анаси укрыться в кустах и посмотреть, кто это?
Тропинка кончилась, а он так ничего и не решил. Впереди — стена казармы и маленькая дверь. Все главные входы — большие и внушительные, значит, эта, скорее всего, для рабов. Черт! Тропинка больше никуда не сворачивает. Если сейчас Уолли исчезнет, его преследователь сразу же поймет, куда он скрылся.
— Анаси!
Он остановился и повернул к Уолли свое круглое как луна лицо.
— Что, светлейший?
— Я подожду здесь. Скажи Ани, что я пришел.
