Стараюсь говорить ровно:
— Война тоже была спровоцирована Триумвиратом?
— Ты можешь не верить мне, Альнаор, но на этот раз это просто стечение обстоятельств. Поющие не могли предугадать твою встречу с Ветаром. И то, кем он окажается на самом деле — тоже. Сложно сказать, в какую сторону это событие склонило весы. Так или иначе, мы не в состоянии держать под контролем всю Сальхару. Вселенная всегда в движении, и остановить её невозможно.
Мысленно усмехаюсь. Разумеется, нам позволительно назвать произошедшее элементарным стечением обстоятельств. Но я знаю, уже знаю, что не напрасно Фортуна сегодня явилась на битву народов. Нет, Несравненную интересовали не дрязги Сальхары — это слишком мелко для её уровня. Она пришла взглянуть на творение своих рук, убедиться, что работа выполнена и выполнена хорошо. Достаточно, чтобы преимущества перевесили недостатки. Ведь для достижения цели все средства хороши, не так ли?
Последний вопрос — и пелена загадок развеется окончательно.
— Тайо?
Рантиир отвечает не раздумывая.
— Последняя проверка. Нужно было знать, готова ли ты. Мы попросили Вечных разыскать тебя.
Фыркаю.
— Попросили?
— Да, Альнаор, — его тон остался серьёзен. — Их можно только попросить. И надеяться, что они снизойдут до твоей просьбы. Это всё, что ты хотела знать?
Да, всё. Большего не нужно. Отворачиваюсь, рассеянно обводя взглядом поле битвы. Поющих уже не осталось; чуть колышущееся марево подсказывает, что демоны Пустоши решили больше не искушать судьбу, по воле случая вставшую сегодня не на их сторону и ретировались подобру поздорову. Расходится, опуская в нерешительности мечи, отборная армия Альзахара… Прячут луки эльфийские воители. Но я вижу только двух, вижу отчётливей всего, застывших в немом отчаянии. Встречаюсь с ними глазами и снова чувствую, как протягиваются между нами прочнейшие узы Триумвирата.
— Хорошо, наставник.
Он удивлён моим ровным тоном, хоть и пытается не показать этого. Видимо не рассчитывал на столь быстрое принятие того, что до сегодняшнего дня считалось мне грязным и отвратительным. Но — кто я такая, чтобы суметь заставить Рантиира смутиться?..
Учитель протягивает мне руку. Его крылья полуразвернулись, готовясь открыть портал. Дорогу Домой.
— Пойдём, Альни. Венаор ждёт тебя.
Медленно, словно во сне разворачиваюсь к нему и ощущаю, как по губам скользит слабая усмешка. Как острый взгляд Рантиира против воли наполняется тревогой.
— Я остаюсь в Сальхаре.
Приглушённый вздох, сапфировые крылья на миг поникают, но он тут же распрямляется вновь. В глазах укор и безграничное терпение наставника, готового снова и снова повторять элементарные правила своей бестолковой ученицы. Но ты же сам сказал, что я уже выросла, верно?
Повелительный взмах руки, и на губах замирают невысказанные слова.
— Уходи. Уходи один.
— Альнаор…
— Немедленно!
Срываюсь на крик, и Гармония взлетает лоскутьями пламени, свиваясь стремительным бичом вокруг разверзнувшегося портала. Наши взгляды сталкиваются — мелодия разрывается от напряжения и ярости. Сколько времени длится безмолвное противостояние — миг или вечность, пока Рантиир медленно, словно не доверяя сам себе, не опускает голову.
— Повинуюсь… Феникс.
С тихим хлопком исчезает в раскалившемся воздухе золотистая арка. И наступает тишина.
Тихо опускаюсь на обожжённую магическим огнём и нашим поединком землю. Будто во сне складываю, сворачиваю послушно поникшие крылья, так же неспешно возвращаю себе человеческий облик. Тело, наконец-то получившее вожделённую свободу, подчиняется с неохотой, словно чужое. Мир, только что сверкавший мириадами лучей и красок, вновь застывает в серой неподвижности. Слышу, как печально-жалостно вздыхает Гармония — задавая мне уже так надоевший извечный вопрос.
Зачем?
Зачем я это делаю?..
Но даже Феникс не в состоянии найти на него ответ.
Опускаюсь на колени, сворачиваюсь в клубок; мне уже безразлично, что где-то ещё могли остаться вражеские армии. Равнодушно мелькнула мысль о том, что захоти кто расквитаться со мной теперь, и я даже не успею защититься. И не захочу это делать. Всё вытесняется тупой иглой, терзающей сердце.
Вот так предают. Те, кого ты считала выше богов, с непринуждённым изяществом и нарисованым сожалением разбывают наивную детскую веру. Всё кончено. Ты выросла, Альнаор.
Не заметила, как вдалеке прогремели первый раскаты грома. Как тёмным покрывалом над миром сгустились-склубились сизые тучи, и очищающим потоком хлынули на истосковавшуюся землю стремительные капли дождя. Как сжался и уступил огонь-стихия — и я осталась просто человеком, человеком, который умеет плакать.
Не видела, да и было всё равно, как кто-то заботливо накинул мне на плечи тёплый плащ, укрывая от ливня. А потом поднял на руки, как ребёнка и понёс куда-то, сквозь серую пелену людей и слёз. Куда — мне было совершенно не важно.
Вот так предают…
Глава 16 — Обещание
Пустота.
Это, пожалуй, единственное слово, которое больше всего подходит под определение моего теперешнего состояния. По стенам просторной комнате дворца развешаны факелы, но свет больше не отражается в моих глазах. Сейчас там тьма.
Как и снаружи, за распахнутой настежь створкой широкого окна.
Но если Сальхаре, Риванолу, сотням людей эта ночь несёт покой, то мне лишь усугубляет безнадёжность. И пропасть, в которую я падаю, разрастается, смыкается над головой, отрезая от света. И я ничего не могу сделать. Впрочем, нет. Я просто — не делаю. Ничего. Мне не нужен свет, за который заплачено такой ценой.
Вокруг в бесконечном круговороте скользит чистый хрустально-прозрачный эфир Гармонии. Он омывает мир, успокаивает, утешает, расслабляет. Время напряжения и тревоги закончилось — но лишь для Сальхары. Я к ней больше не принадлежу. Гармония вокруг меня, но в душе — Хаос. И это страшно. И я ничего не предпринимаю.
Кто я стала? Где теперь мой Дом? Есть ли такой?
Я размышляю.
Астрал больше не несёт смертоносного давления; захоти я — и я смогла бы нырнуть в самые его глубины, к истокам истины и сути бытия, чтобы наконец увидеть, есть ли у него Начало. И будет ли когда-либо Конец. Одно желание — и вселенная распалась бы на многоликие грани первопричин и вариаций, позволяя мне повернуть её по своему усмотрению. Настроить на себя — и лишь на себя одну. Изменить мир. Изменить Сальхару.
Я не делаю ничего.
Может быть потому, что для той, второй сущности, которая вопреки моей воле стала моей неотъемлемой частью, долг превыше всего. Может быть потому, что я просто не хочу больше бороться. Не знаю, за что бороться. Может потому, что меня окружает ночь.
