Там лежали принадлежности, необходимые для призвания ингиз, и еще несколько предметов, совершенно лишних для этой магии. Свечи, платье, клочок обивки, сердце гельгерока в миске, тяжелый череп минотавра, камни с выцарапанными на них рунами и всякая прочая дребедень, которая должна была запутать Алатайю.
— Возьми кровавик, который лежит там, и нарисуй на полу еще один круг. Он должен иметь два шага в диаметре.
Эльфийка повиновалась и воспользовалась предоставленной возможностью, чтобы посмотреть, что еще лежит на троне. Большинство вещей она узнает.
— Что это такое? — Алатайя указала на большой кусок мяса в миске.
— Сердце гельгерока, — коротко ответила Сканга, словно было совершенно очевидно, для чего оно нужно.
Она знала, что в Ланголлионе больше нет гельгероков и Алатайе будет тяжко добыть такое сердце.
— Зачем оно?
— Это средство для приманки. Ингиз — хищники. Особенно сильно они реагируют на запахи. Сердце выманит их из темноты.
Кобольды-арбалетчики беспокойно переминались с ноги на ногу. Вероятно, никто из них не знал, кто такие ингиз. Но поистине не нужно было обладать особым умом, чтобы догадаться, что окровавленное сердце служит для мрачных заклинаний.
День был чудесный. Безоблачное небо раскинулось над головами собравшихся. Ненормальные эльфы построили тронный зал без крыши. Яркий полуденный свет изгонял все тени.
Ингиз будут видны на редкость отчетливо.
Скангу немного беспокоила вода, которая с плеском сбегала по стенам и скрывала каменную кладку. Шум может нарушить слова силы. Это может оказаться важным.
Старая шаманка подошла к трону сама. У нее было время до прибытия Алатайи, и она использовала его для того, чтобы изготовить особые свечи для вызова ингиз. Кроме прочего троллиха использовала жир с трупов некоторых казненных.
Древесные угли от ствола сожженного дерева, обладавшего душой, придали им черный цвет. Фитили были сделаны из волос эльфийских девушек, которые повесились из-за того, что их планировали отдать в жены тролльскому князю. Некоторые эльфийские семьи не испытывали угрызений совести и заключали выгодные браки, жертвуя своими дочерьми, если речь шла о сохранении власти.
Все эти ингредиенты были второстепенными. Особенным в свечах были заклинания, которыми те были окутаны и которые раскроются по мере того, как будут сгорать свечи. Это всего лишь низшие заклинания, и, несмотря ни на что, они были важны для того, чтобы связать ингиз и помешать им покинуть тронный зал, едва только их призовут. Если Алатайя попытается вызвать ингиз для собственных нужд, чтобы создать других ши-хандан, ее будет ждать неприятный сюрприз.
Сканга сама расставила свечи. Они должны были стоять на правильном расстоянии друг от друга и образовывать нужные углы, если провести между ними прямые линии. Благодаря этому все заклинания получат дополнительную силу. От шаманки не укрылось, как внимательно наблюдала за ее движениями Алатайя, как напряженно прислушивалась к каждому звуку. Но на этот раз шум падающей воды помог! Он мешал эльфийке разобраться. Он заглушал все, включая звук царапанья твердого мела по полу.
Изменение происходило очень медленно. Оно было неощутимым, его нельзя было описать одним словом. Казалось, свет стал немного слабее, несмотря на то что солнце не закрыла ни одна туча. В тронном зале царило напряжение. Предчувствие крови.
Кобольды Мадрога были крутыми парнями, не стеснявшимися подрабатывать наемными убийцами, но было видно, что они боятся. Сканга наслаждалась спектаклем. Это было важной составляющей ритуала. Запах страха манил ингиз больше чего-либо другого.
Наконец эльфийка и Бирга закончили работу. Обе поклялись, что их круги не содержат ни единой щели.
— Ты знаешь, что ши-хандан злобны и что та часть их, которую дают ингиз, иногда будет преобладать в твоих воинах?
Алатайя кивнула.
— Поэтому лучше точно знать, кто именно перед тобой.
Меня не интересуют их имена. Но я думаю, что однажды они придут и к тебе, и тогда ты должна знать, кто это. Ты ведь их знаешь.
В цветах ауры Алатайи появилось недоверие.
— Будут ли они повиноваться, если я их отмечу?
Сканга видела, что в эльфийке борются любопытство и беспокойство. Но гордость была сильнее всего. А с ее воинами дело обстояло иначе. В их аурах теперь тоже поселился страх.
— Они будут повиноваться, — произнесла княгиня голосом, в котором не было и следа сомнения.
Наверняка на лице ее тоже не отразилось ничего. Но никто, сколь сдержанным бы он ни был, не мог изменить цвета своей ауры. Они демонстрировали все, что двигало говорящим.
— Ну что ж. — Сканга вынула из-за пояса короткий обсидиановый нож и насладилась тем, как рос ужас эльфов с каждым шагом, который она делала по направлению к ним.
Схватила за волосы первого. Тот поднял руку, поскольку был воином и не привык сдаваться без боя.
— Не срами меня, Эловин! — Слова Алатайи сделали беднягу послушным.
— Ваши уши — самая выдающаяся часть, во многих смыслах. — Сканга пошарила рукой в волосах своей жертвы, пока не нащупала одно из ушей. Быстрым движением отрезала его. — Теперь его в образе ши-хандан не спутаешь ни с кем.
Она посмотрела на женщину. С ней будет похуже. Сканга схватила эльфийку. Ощупала пальцами лицо. Кожа была невероятно гладкой и нежной.
— Боишься за свои уши, малышка? Пришлось бы отрезать оба, чтобы отличить тебя.
— А в моем другом образе разве непонятно будет, что я женщина? — Эльфийка очень старалась, чтобы голос звучал сдержанно, но у нее ничего не вышло.
Алатайя казалась раздраженной.
— Разве так необходимо уродовать Алиселль? Она…
— Значит, вы оба так печетесь о своих ушах? Что ж, пусть остаются! — Сканга нажала сбоку на левый глаз Алиселль, и тот с чавкающим звуком вылетел из глазницы.
Эльфийка вскрикнула, а шаманка схватила болтавшийся на тонкой ниточке плоти глаз. Девушка испуганно отпрянула.
Этим движением она сама разорвала пучок нервных волокон.
Сканга не глядя отшвырнула глаз в сторону. В аурах эльфов она прочла чистейшую ненависть. Невольно вспомнился Шахондин, тщеславный князь Аркадии, которого она тоже лишила глаза. Тщеславие — общая черта для всех эльфов. Когда нарушаешь их красоту, все они начинают причитать совершенно одинаково!
— Что же ты собираешься делать с Вальдеруном? — Алатайя была возмущена.
Сканга удивилась тому, что эльфийка, очевидно, совершенно искренне сочувствовала своим воинам. А ей было бы совершенно все равно, если бы у ее лейб-гвардейца вырвали глаз или отрезали ухо, когда речь шла о могущественном заклинании. Но вот таковы они, эти эльфы, что поделаешь.