Чёрный проём призывно темнел невдалеке от приютившей нас скамейки. Мы туда не смотрели, словно сговорившись. Девочки смотрели вдаль. Я, наливаясь праведным негодованием, смотрел на Сухого Пайка, а он, ссутулившись, разглядывал что-то возле своих сандалет.
— Дать бы тебе в рыло, Сухой Паёчище, — прошипел я сквозь сжатые зубы, но меня услышали. Девочки разом посмотрели в мою сторону, а Колька втянул голову в плечи, словно уже ждал удара.
— И хлеборезку бы начистить вот этим вместо «Блендамеда», — сказал я погромче, показывая Кольке кулак. Тот мрачно отвернулся.
Наше заседание затягивалось. Что делать дальше, никто не знал. Мы позорно отступили, и теперь вся призрачная армия могла плюнуть нам в лица с чувством глубокого морального удовлетворения. Но призрачные бойцы, растворившиеся в ночи, не спешили обратно к своим владениям. А может, они предстают перед взорами приключенцев всего один раз. Я развалился на самой середине сиденья и вспоминал, как перепугался туманного черепа. Но ведь выдержал же! Не сбежал! Справа молчали девочки. Слева на самом краешке скамейки ёрзал отверженный Колька.
— Есть хочется, — жалобно протянула Инна. — Ужин-то мы пропустили.
— У меня есть, — вдруг заулыбался Колька и вытащил из кармана апельсин.
Я хотел высказаться, что нам начхать на подачки предателей, но мимо меня протянулась рука Говоровской и приняла апельсин, как ни в чём не бывало. Тогда я набрал полную грудь воздуха и собрался резко отчитать Говоровскую за упадническое попустительство к неоправдавшим доверия друзьям. Но пока разгромная речь продумывалась, со скамейки вскочила Эрика.
— А для меня? — весело спросила она.
Тут у меня аж дух перехватило. А гад этот улыбается ещё шире и протягивает апельсин. И смотрит потом на меня, добавляя своим писклявеньким голосочком.
— На, Куба, — сказал, но, заметив мой разъярённый вид, тут же добавил. — Если хочешь, конечно.
И апельсин протянул. А у меня как раз все гневные слова от злости растерялись.
— Жри сам, — только что и удалось, — жри и подавись.
Ну, он есть-то не стал, конечно. И Эрика с Говоровской, гляжу, тоже апельсины не чистят. Ага, думаю, проклятый кусок и в горло не лезет. Но уже в следующую секунду я понял, что девчонки притормозили по совершенно иным причинам.
— Нас четверо, — сказала Эрика. — А апельсинов всего три. Кому-то не хватает.
— Куба, возьми, — попросила меня Инна. — А Кольке и не надо.
— Это ещё почему? — рассердилась Эрика.
— А он сам себя наказал, правда, Куба? — спросила Инна, заглядывая мне в глаза. Я кивнул.
— Наказал? — усмехнулась Эрика. — Это ещё за что?
Я гордо хмыкнул, показывая, что тут всё ясно и без всяких объяснений.
— Ну он же сбежал! — воскликнула Инна, перекатывая в руках упругий оранжевый шар. — Испугался!
— А ты не испугалась? — жёстко спросила Эрика. — Ты ведь бежала вместе с ним. Если кто и виноват, то мы все. Разом.
— Если бы Сухпай не драпанул, — сказал я, жутко обидевшись на Эрику. — Я бы остался. И отыскал Красную Струну.
— Так почему не остался? — металлическим тоном спросила Эрика. Ну, чистая Электричка.
Я замялся. И в самом деле, ну почему я не остался? Это в подвале всё казалось до омерзения страшным. А теперь посидел на свежем воздухе, успокоился, вот и мучайся от того, что не сделал.
— Разве ты не испугался? — беседа превращалась в допрос, в пытку, в истязание. Причем, хотелось бы мне добавить, в истязание совершенно невиновных личностей. В то время, как преступники нахально зырили в сторону мерзкой экзекуции.
— Ну, испугался, — пробурчал я.
И откуда такие принципиальные выискиваются?! А какой она станет через год? А что с ней произойдёт, когда она дорастёт до второго отряда?
— Так, давай разберём и тебя. Если ты считаешь себя героем, так почему отказался от подвига? Совершил бы его в одиночку, да рассказал бы нам, боякам, как это всё происходило.
Я опасливо покосился в сторону подвала. Ну нет, соваться в одиночку туда не следовало. Приходилось идти на компромисс.
— Ладно, — отогнув уголок рта, презрительно вымолвил я. — С тобой, Сухпай, потом разберёмся, а сейчас…
— Нет, — прервала меня Эрика. — Разберёмся сейчас. Ты не забыл, что из-за Красной Струны Колька отказался ехать до своей десятой остановки?
— Я его не просил, — ответили мои губы, а глаза нахально уставились на раскрасневшееся лицо Эрики.
— Разве? — раскрылись её глаза. — А мне помнится, всё было совершенно иначе. Человек из-за тебя отказался от своего счастья. Человек шёл за тобой, поддерживая с тыла. И если испугался первым, то ты ничуть не лучше, потому что сбежал вместе с ним. Точно такой же паникёр.
Если бы разговор поменял русло, я бы перехватил инициативу. Я бы сказал Эрике, что милостиво прощу Кольку, если она согласится на всех дискотеках танцевать только со мной. Решать ей. Но похоже, она решила всё гораздо раньше. И теперь пахло не танцами, а взбучкой международного масштаба.
Колька, козёл, приосанился, будто превратился в самого главного героя, а мной овладело мрачное отчаяние. Хотелось плюнуть на всё и уйти. Я так им и сказал.
Инна испугано уставилась на меня. Даже Кольку проняло, с него мигом слетела вся наносная бравада. И только Эрика ничуть не удивилась.
— Я так и думала, что этим закончится, — холодно усмехнулась она. — Кстати, можешь идти. Из лагеря нам сбежать удалось. Подвал мы тоже разыскали. И до Красной Струны нам ничего не мешает добраться и без тебя.
Либо она не понимала что-то важное, либо я. Набрав воздуха в грудь, я затаил дыхание, зажмурил глаза и сосчитал до тридцати. Когда я выдохнул, голова стала пустой и печальной.
— Пошутил, — подмигнул я. — И ты, Сух… э-э… Колян, извини. Это у меня от нервов. Я и сам чуть не заорал. Просто мне показалось, что я не сбежал бы, если б ты не завопил. А так, думаю, тоже ещё быстрее тебя…
Я не договорил. Вместо слов, моя рука тихонько хлопнула Кольку по плечу. Тот сразу заметно приободрился. Если я — командир, то в первую очередь следовало не ругаться, а действовать. Ну, а как ещё мне завоевать расположение Эрики? Теперь кто-то должен был задать вопрос, а я на него ответить. Вопрос задала Говоровская:
— А как нам пробраться за то синюшное безобразие?
Очевидно, она имела в виду, ожившее тело, мучившееся от жажды.
— Легко, — улыбнулся я. — Чего оно желает? Пить! Мы принесём ему пить, а оно пропустит нас. А может быть, — и я снова подмигнул, — оно проведёт нас к самой Красной Струне.
— А где мы ей пить раздобудем? — осторожно поинтересовалась Инна.
