переносимость луча землянами.
Валентина с удивлением и надеждой смотрела на меня.
- Завтра можешь «проболтаться», – шепнула я Валентине.
- Ань, а с тобой можно? – попросилась Таня.
- Таня, извини, но, нет. Помочь мне ты ничем не сможешь, а вот помешать – да, – отказала я сестре. – Ладно, девочки, мне пора.
Я взяла куртку, бросила её в сумку.
Ярослава не спала. Ждала меня.
- Я согласна, – сквозь слёзы заговорила она. – Мне врач всё объяснил. Я просила его рассказать правду о моём состоянии. Он сказал, что точно не может определить, сколько я проживу. Это от него не зависит. Но, обычно, в таком состоянии, живут не дольше года. Только как это произойдёт? Ведь, если ты меня сейчас заберёшь, то и хоронить будет некого.
- Мне многое подвластно. В памяти врачей и медперсонала будет то, что тебя отправили в областной центр. В памяти всех твоих родных останутся твои похороны, будет на кладбище могила. Правда, пустая.
- Хорошо. А как ты меня вынесешь незаметно из больницы?
- Не переживай. Я же пришла сюда незаметно, так же и уйдём. Сейчас ты уснёшь и проснёшься в другом мире.
Я стала вводить Ярославу в состояние стазиса, прошептав: «Меня зовут Анна. Я твоя старшая сестра. У тебя есть две средних сестры Таня и Зарина». Обхватив дочь воздушной петлёй, и поместив её в сумку, я отправилась в путь.
Путь предстоял нелёгкий. Нужно было вырезанный с Ярославой временной участок залатать безвременьем. Значит, мне нужно пройти через земное безвременье, потом вернуться вперёд на три с половиной года в свою деревню, и уже оттуда идти на Сурейн.
Вошла в безвременье. Огляделась. Всё пространство затянуто полупрозрачным слегка светящимся маревом. Под ногой глухо шуршит полусухая трава. Ковыль. Ни малейшего движения воздуха. Мёртвая тишина. Сделала несколько шагов и наткнулась на каменный крест. У меня «дежавю»? Где-то я уже это видела. В голове возникли строчки:
Ни куста, ни дерева,
Вокруг седой ковыль.
В замеревшем времени
Ветер кружит пыль.
Ни людей, ни зверя
Не видать окрест,
Лишь стоит потерян
Одинокий крест.
Вспомнила! Эту картину я видела однажды во сне. Ещё в земной жизни. Тогда, под впечатлением сна, я написала стихотворение.
Каменное кружево:
Листья да цветы,
Переплетаясь, кружатся
Вокруг слова "Ты".
Вдруг проплыла над крестом большая тень.
Над резной работой
Кружит гордый царь,
Погружён в заботу:
«Как бы жить, как встарь.
Чтоб ни войны, ни ссоры,
А только мир да лад.
Чтобы степь да горы,
Да лесов оклад.
Чтоб синело море,
Белели паруса,
Чтоб на ранних зорях –
Чистая роса.
Чтобы птичье пенье,
А не свист ветров,
Чтоб изнеможенье
От благих трудов».
Но ушло то время
В глубины бытия.
И исчезло племя,
Погубив себя.
Так вот куда уходят люди, целые народы, цивилизации! Это и есть – забвение. Ушедшие в безвременье, забыты, вычеркнуты из памяти людской. Задумавшись, я пропустила момент, когда нужно было выйти из безвременья, и поплутала в нём, пока нашла нужный выход. А, так как это безвременье, то мои внутренние часы не работают, и сколько я плутала, выяснить невозможно.
В деревне я оказалась в саду, возле Дома культуры. Моего появления не заметили. Было сумеречно. Солнце уже скрылось за горизонтом, окрасив небольшие облака. Если я вышла в нужное время, то успеваю вернуться в срок. Как же определиться со временем? Я стояла, растерянно осматриваясь. Тут до меня донеслись мальчишечьи голоса.
- Серёг, как выставить время на «сотовом»?
- Смотри. Вот здесь дата – год …, месяц четвёртый и число …. А вот тут время и день недели.
- Спасибо! Побегу домой, мать велела раньше прийти.
Ой, спасибо, мальчики! Время узнала, но большой радости это знание мне не принесло. Отстала на целых три дня. Придётся идти через безвременье Сурейна. А там, помоги мне, Триединый.
***
Елисей волновался. Стояло раннее утро. Пришли девчата, а Анны нет. Должны были привести двоих, а привели троих. Удивила её просьба, переданная через них. По их описанию пространственного возмущения при её уходе, он понял, что Анна прошла через время. Куда? Зачем? Девчата ничего не знают. Вроде, Таня догадывается, но молчит. Кого ещё она решила увести на Сурейн? И что ей теперь за это будет? Конечно, Хранители не станут связываться с подопечной Триединого. Но всё же.
Вон Ольх наполнил ванну водой и стоит сам не свой. Тоже переживает. А про Радима и говорить нечего. Жалко мужика. Стоит белый от переживаний, пытается сдерживаться, но получается плохо. Алёна молодец, не ревнует. Знает, что никуда от неё не денется, любит его. Они друг для друга Истинные. Для Анны же он не больше, чем друг.
Так. Отвлёкся. Что-то все заволновались. Ого! С потоком что-то происходит. Из глубины появилось сияние. Поднимается вверх, а в этом световом коконе Анна. Елисей кинулся к потоку. Одновременно с ним на берегу оказались Ольх, Радим и Горат. Анна медленно скользила по воде, направляясь к берегу. Елисей подхватил жену, понёс к сооруженному столу.
- Елисей, милый, опусти меня на землю. Я могу идти сама. Помощь нужна не мне, а той, что лежит у меня в сумке. Помоги её достать. Она в стазисе.
Елисей поставил жену на ноги, открыл сумку. Анна наклонилась над ней и стала поднимать «покойницу». Елисей помог положить на стол невеликого роста женщину неопределённого возраста, почти ничего не весившую. На ней была надета рубашка в кровянистых разводах, чуть прикрывавшая колени. Подбежала Таня.
- Слава?! Аня, ты спасла Славу! Как ты это сделала?
- Таня, потом. Всё потом.
К столу тут же подошли Веренея, Ника и, приведённая с Земли, дородная женщина-лекарь. Лина вырастила над столом и ванной растительный шатёр. Получилась очень светлая «зелёная» операционная.
- Подождите! – воскликнула Анна. – Помоги, Елисей, у меня в сумке ещё один человек. Это очень талантливый хирург, но в крайне тяжёлом алкогольном опьянении.
Подошёл Радим, и они вынули старика, положили на траву. К нему подошла измождённого вида женщина, склонилась над ним. Анна сняла стазис и подозвала Веренею. Та достала из сумки кружку, склянку с какой-то жидкостью и вылила содержимое склянки в кружку. Совершив несколько пассов над стариком, привела его в чувство. Старик сел, ошарашено огляделся, увидев стоящую рядом женщину, улыбнулся.
- Валюша, мы где? Кто эти люди? И что здесь делает Олеся? Мы что, все умерли?
- Илья,
