— Если это важно, как-нибудь выкроим время. — Улыбаясь, Дункан подхватил кольцо и взвесил его на ладони. — А пока что, я вспомнил, что у меня встреча кое с кем из епископов, а у тебя, думаю, с королем.
— Когда мы в следующий раз увидимся, ты будешь епископом, — усмехнулся Морган, — а я, с другой стороны, королем никогда не буду. — И, непринужденно улыбаясь, взял правую руку Дункана и упал на одно колено. — Все-таки мне хотелось бы первым поприветствовать тебя как епископа, даже если пока еще слишком рано. Мы повторим это, как положено, чуть позднее, ваше преосвященство.
Невзирая на отчаянные протесты улыбающегося Дункана, он поцеловал руку будущего епископа и удалился, чтобы присоединиться к свите короля для поездки в собор. Встреча с Дунканом дала ему немало поводов к размышлению.
Как и три дня назад, место Моргана было по правую руку от Келсона, когда они чуть погодя преклонили колена в соборе, в том же самом ряду, который они занимали во время отлучения Лориса, хотя немного поближе к алтарю, и Морган оказался с краю.
Нигель, его жена и три сына стояли в этот раз на коленях позади них, но Дугал — опять слева от Келсона. Прочие королевские домочадцы занимали скамьи дальше к западу и северу, вместе с теми из сановников, для которых нашлось место.
Минута шла за минутой, собор наполнялся, а Морган тем временем молился за человека, которому предстояло посвящение, и ждали великие труды, прося милосердия и руководства как для Дункана, так и для себя в грядущие времена. За стойким и неугасимым пламенем, полным силы и самообладания, которым был Келсон слева от него, он ощущал глухо затемненное присутствие Дугала. Когда в собор вступила процессия, и все они встали, Морган решил непременно поговорить с Келсоном о его друге до конца дня.
Церемония продолжалась без особых происшествий, насколько мог определить Морган, хотя он охотно признавал свою неосведомленность в литургических тонкостях. Вроде бы, все оказывались на нужных местах в нужное время и давали правильные ответы, никто ничего не уронил, а Дункан выглядел глубоко тронутым, когда отвечал на положенные вопросы архиепископа Брадена.
— Возлюбленный брат, решился ли ты исполнять до конца дней своих обязанность, доверенную нам апостолами, которая перейдет к тебе наложением наших рук?
— Да.
— Готов ли ты хранить верность нашей Святой Матери Церкви, и хранить и наставлять ее детей, как своих собственных?
— Да.
Пока этот диалог еще продолжался, Морган отрешился от слов и осторожно потянулся мыслью к Келсону. Это было вовсе не для них — напрямую разделить то, что сейчас испытывает Дункан, но ему пришло в голову, что Келсону следует знать о том, что случилось, когда Дункан надел кольцо Истелина, просто на случай, если при повторении этого действия произойдет нечто непредвиденное.
Келсон почувствовал легкое мысленное касание и с вопросом оглянулся на него, но Морган только небрежно кивнул и двинулся глубже, когда все они преклонили колена, внимая литании благословения над простертым ниц Дунканом. О подобных вещах вслух говорить было слишком опасно, даже шепотом.
— Kyrie eleison.
— Kyrie eleison.
— Christe eleison…
«Что-то неладно?» — донеслась до него встревоженная мысль Келсона.
Морган опер локти о пюпитр впереди себя и наклонил голову, оперев лоб и выходя на более глубокую связь.
«Насколько мне известно, все в порядке, — ответил он. — Я подумал, тебе было бы любопытно узнать кое о чем, что случилось совсем недавно. Очевидно, кольцо Истелина — это нечто большее, чем оно кажется».
«Кольцо Истелина?»
Тогда он поделился видением кузнечной работы и всем, что смог вспомнить о том, что испытал Дункан, когда надел кольцо на палец. Когда все кончилось, он почувствовал рядом с собой легкую дрожь Келсона.
«Значит, Камбер?» — спросил Келсон.
«Может быть. От него определенно исходила великая мощь. Откуда получил Истелин это кольцо?»
«Не знаю. Может, Дункан сумеет разобраться».
«Наверное».
Литания закончилась, пока они беседовали, и когда оба подняли головы, посюсторонняя картина наложилась поверх Внутреннего Видения — и при этом мысленная связь сохранилась. Теперь Дункан стоял на коленях перед престолом архиепископа, склонив голову и сложив руки в молитве, а Браден, Кардиель и затем каждый из остальных епископов молча возлагали руки ему на голову, поручая ему полностью и в совершенстве выполнять свои пастырские обязанности, как положено епископу. Морган ощущал, как нарастает напор могучих волн, расходящихся кругами, когда Кардиель встал, принял у прислуживавшего ему дьякона открытое Евангелие и торжественно задержал его над склоненной головой Дункана, точно возвел крышу для защиты, приступив к молитве.
— Господь Бог, Господь Милосердный, несущий утешение всем, ныне излей на этого избранного силу, которая проистекает от Тебя, совершенный дух, который Ты даешь Твоему возлюбленному Сыну, Христу, Дух, который Он дал апостолам. Вдохнови сердце Твоего служителя, которого Ты избрал для епископства. И да пасет он Твоих овец, неся свою высокую службу без упрека, трудясь ради Тебя день и ночь, дабы примирить нас с Тобой, и предлагая дары Твоей Церкви. Духом этого священства да обретет он сил прощать грехи, как Ты повелел. И да определит он долг паствы, согласно воле Твоей, и разрешит любые узы властью, которую Ты даровал апостолам. И да станет кротость и целеустремленность его перед Тобой, как жертва через Твоего Сына Христа. Ибо Твои и слава, и сила и честь, во имя Сына и Святого Духа, ныне, и присно, и во веки веков!
— Аминь!
Даже на расстоянии Морган чувствовал, как нарастает волнение Дункана, когда Кардиель убрал Евангелие, а Браден приготовился помазать ему голову елеем. В один миг, хотя он к этому и не стремился, он очутился в сознании Дункана, стал ощущать его чувствами и видеть его глазами. Этому несколько мешало присутствие в контакте Келсона.
— Бог создал для тебя долю в священстве Христовом, — произнес Браден, возливая священный елей на макушку Дункана. — Да возольет он на тебя это масло таинственного помазания и сделает твой дух плодотворным и благословенным.
Пока Браден очищал руки, сперва белым хлебом, а затем льняной салфеточкой, Морган парил в потоке блаженства, хлынувшего от Дункана, даже телесно ощущая некоторое тепло.
— Прими Евангелие и проповедуй Слово Божие, — провозгласил Кардиель, вложив огромную книгу в руки Дункана, — уча всегда с величайшим терпением.