Алан Троуп - ЛЮДИ КРОВИ

Гомес переправляет письма и медальон поверенному Бладов в Кингстон, фирме «Клейпул и сыновья»,- той самой, которая получила от меня золото для Чарльза Блада. Я даю Артуро и другие инструкции. Он удивленно поднимает брови, выслушав меня, но от обсуждения моих распоряжений воздерживается.

Вечером, когда солнце уже село, а луна еще не взошла, я выношу сына на галерею. Он принюхивается к ночному воздуху и смеется налетающим порывам ветра. Я поднимаю его над головой, и он расправляет свои крылышки, еще слишком маленькие, недоразвитые, толстенькие, чтобы поднять его в воздух.

– Как-нибудь я обязательно возьму тебя с собой на охоту.

Он что-то лопочет в ответ, я улыбаюсь и прижимаю его к себе. Но он пищит и уворачивается, так что я отпускаю его и предоставляю ему наслаждаться ночным ветром.

Где-то недалеко от берега крупная рыба выскакивает из воды, а потом плюхается обратно. Темные волны океана с белыми гребешками набегают на берег. Их шелест и рокот привычны мне, как стук собственного сердца. Я поднимаю голову, смотрю на толпящиеся на небе звезды и улыбаюсь. Когда-нибудь Генри полюбит этот остров не меньше, чем люблю его я. И Хлоя, надеюсь, тоже.

Мне придется подождать несколько лет, пока мой сын подрастет настолько, что сможет менять обличье и вести себя вполне осмысленно. Но у меня достаточно времени. Артуро уже высадился на берегу бухты Монтего, что рядом со Страной Дыр. Мы с Генри сможем переселиться туда задолго до того, как Хлоя достигнет зрелости.

Чарльз и Саманта будут в ярости, но им ничего не останется, кроме как смириться. Если я буду жить рядом, то ни за что не пропущу даже намека на запах. Она станет моей раньше, чем успеет явиться какой-нибудь другой претендент. И тогда мы с ней будем связаны на всю жизнь. Ее родители не смогут помешать нашему союзу.

Конечно, мне не нравится, что приходится завоевывать Хлою таким способом, но у меня нет другого выхода. Даже если бы мне удалось найти другую женщину нашей породы, где гарантия, что мы с ней подошли бы друг другу? А наши с Хлоей вкусы во многом схожи. Когда я думаю о ней, в моей памяти всегда всплывает один и тот же образ: юная темнокожая девочка в шортах, скачущая на лошади за, нашим автомобилем. Хлоя улыбается, ее ноги плотно обхватывают бока лошади, волосы развеваются на ветру, и все ее тело движется в ритме, идеально совпадающем с движениями лошади.

Малыш начинает возиться у меня на руках: хочет, чтобы его опустили на пол.

– Не так быстро, – говорю я ему. Пока мне не хочется спускать его с рук.

Я тоскую по ощущению полета, по азарту, охватывающему во время охоты. Но больше всего я жду того момента, когда, вернувшись с охоты, я принесу Генри еду. Еще я думаю о том, в какой ужас пришли бы люди, если бы увидели нас с ним за совместной трапезой.

Я улыбаюсь этой мысли.

Налетает новый порыв ветра, и нас обдает солеными брызгами. Генри ежится и тоненько скулит. Я обнимаю его, трусь щекой о его щечку и тихо произношу слова, которые мой отец так часто повторял мне, пока я рос, – слова, к которым, надеюсь, мой сын прислушается больше, чем я в свое время:

– Мы такие, какие есть.