– Как только мы вошли в город, на нас что-то подействовало. В этом месте присутствует какое-то постоянное волшебство. Если мы вернемся в город, мы снова можем превратиться в животных.
– Тогда у нас еще одна проблема, – поморщившись, Тай поднялся. – Я не знаю, как в виде животных мы сможем получить белый свет. Никто не станет обращать внимания на требования горстки животных, даже если нас поймут.
– Магия, которая вернула нас в наши природные формы, оставила нам способность говорить, – серьезно заявила Макитти. – Если речь так и останется в нашем распоряжении, мы сможем объяснить жителям города, что нам нужно. Не важно, какой у нас вид, мы должны пойти и найти то, за чем мы пришли.
He надо стесняться своего природного естества. – Увидев уныние на лицах друзей, она попыталась их подбодрить. – Бывают моменты, когда кошки и собаки могут пройти там, где люди обязательно застрянут. – Она кивнула в сторону Сэма. – Змея может исследовать маленькие норки, а птица с высоты увидит все, о чем люди на земле и не мечтают. Две у нас ноги или четыре, но мы добудем то, за чем пришли, и заберем это с собой. Я не для того проделала такой длинный путь, чтобы отчаяться из-за такого пустяка, как небольшое изменение в фигуре. Тай смотрел на нее.
– У тебя есть привычка, Макитти, представлять самые сложные обстоятельства как простые и незамысловатые, вроде утреннего умывания. Я этого терпеть не могу.
– Но она права. – Сильный и косматый, абсолютно голый Оскар стоял и внимательно смотрел на арку, под которой они только что в такой спешке промчались. – Если мы найдем в этом королевстве добрых волшебников, может быть, они навсегда вернут нам человеческий вид.
Голый Цезарь задумчиво смотрел на своего приятеля.
– А ты хочешь, Оскар, чтобы это тело осталось у тебя навсегда? Ты хочешь навсегда остаться человеком?
Над этим вопросом Оскар, как и все его товарищи, был вынужден размышлять с момента волшебного превращения в доме Хозяина Эвинда. Он думал о тех днях, когда лениво лежал на солнышке, ничего не делая, или закапывал косточки, чтобы достать их на досуге, когда они как следует протухнут.
Думал о том, как он валялся в куче листвы или вдыхал запах течной сучки, пробегавшей мимо.
– Нет, – наконец ответил он. – Я бы лучше был собакой.
– Даже если это будет означать, – спросила его Какао, – что мы больше не сможем поговорить друг с другом, и нам придется общаться через прикосновения и запахи, лай и мяуканье?
– Мне будет не хватать возможности говорить. Но, черт возьми, я – собака, а не человек. Мне нравится ходить на четырех лапах, а не балансировать на двух. Мне недостает моего полного обоняния, зрения и других вещей. Вероятно, в один прекрасный день я снова смогу стать псом. Но не здесь. Мой дом, наш дом в Фасна Визеле, в Годланде. Если судьба распорядится и я снова стану собакой там, я буду очень счастливой собакой. Но не раньше, чем зло Хаксана Мундуруку будет уничтожено, а украденные ими краски возвращены нашей стране. Поручение Хозяина Эвинда я выполню, прежде чем буду переживать о том, в каком теле мне на самом деле хочется жить.
На берегу стало тихо. Смущенный Оскар понял, что ораторствовал, как епископ, что было ему не свойственно. Если бы он был собакой, он бы повилял хвостом, чтобы всех успокоить, но у людей такой привычки не было.
Наконец Макитти нарушила повисшую тишину:
– Если мы собираемся выполнить завещанное нам предприятие, то лучше не останавливаться. Давайте спрячем свою одежду, иначе некоторые предприимчивые горожане заберут себе это невостребованное добро. А нам оно еще может понадобиться.
Оскар медленно и осторожно направился к арке.
– Забавно, как быстро привыкаешь к таким вещам, как руки. – Он рассматривал свои пальцы. – Мне очень не хватает возможности бегать на четырех лапах. Теперь, когда я некоторое время побыл человеком, меня удивляет, как это людям удается не натыкаться все время друг на друга.
Цезарь шагал рядом с ним, не шутил и не издевался.
– А я, мой друг, не перестаю удивляться, как это им удается прямо стоять и не падать при ходьбе.
– У них и хвоста нет, чтобы балансировать, – добавила Какао, которая и не догадывалась, какой привлекательной становилась после превращения.
На этот раз они не удивились, когда, пройдя немного по городу, снова стали животными. Ко всеобщему облегчению их человеческая одежда так и лежала нетронутой скомканной кучкой. Наблюдая с высоты, как его друзья толкают и запихивают все вещи в небольшое отверстие под одним из зданий, Тай думал, как хорошо, что они не вошли в город через главные ворота: там их вопиющая нагота вызвала бы не только шуточки, и огромный топор Сэма пришлось бы затолкать в водосточную канаву.
Запомнив место, где была спрятана одежда, они собрались в темной фиолетовой аллее для обсуждения дальнейших действий. Город был красивым, но очень странным. Оскар подозрительно вглядывался в возвышающиеся фиолетовые дома и вслушивался в отдаленные звуки, которые доносились до них. Кошки и Сэм-змей прекрасно чувствовали себя в темноте и поэтому меньше боялись. Только солнцелюбивый Тай разделял растущее беспокойство приятеля-пса.
– Расслабься, Оскар. – Как странно, думал Цезарь, снова идти на четырех лапах, а не на двух. Как легко вернулись старые привычки. – Это место красивое и неопасное. Я это чувствую. – Он улыбнулся, показав острые зубы. – Кошачья интуиция, знаешь ли. Давно хотелось побродить по королевству, где опасности не подстерегают на каждом шагу. – Он внезапно остановился. Каждый мускул в его теле напрягся, а желтые глаза уставились на кучу деревянных ящиков, аккуратно составленных у одной стены.
– Что там? – испуганно прошептал Тай с высоты. – Опасность, которую ты не чувствуешь?
– Нет.
Пока Цезарь, крадучись по-кошачьи, подбирался к ящикам, Какао ответила:
– Это обед. – Ее голос было отчетливо слышен.
Кот-мечник прыгнул абсолютно беззвучно и передними лапами схватил маленькую серо-сиреневую фигурку, которая безуспешно пыталась вырваться из смертоносных когтей. Раздался короткий резкий писк, довольное урчание Цезаря, а затем поток обвинений, прозвучавших столь же резко, как и неожиданно.
– Ты, законченный идиот! – протестовал тоненький голосок. – Ты, слабоумный пушистый придурок! Ты что же это делаешь?
– Я? – в голосе Цезаря отчетливо слышалось удивление.
К первым оскорбительным протестам добавились еще, слившись в один разъяренный хор.
– – Отпусти ее! Ты что, выжил из своего кошачьего ума? Да ты кто такой?! Отпусти ее немедленно!
Оскар и остальные осторожно приблизились. Сразу стало понятно, откуда сыпятся горячие жалобы и почему Цезарь так недоверчиво их выслушивает.
