— Не может, — отрезал Фригиец. — Я предлагаю вам не простое убийство. Я предлагаю отомстить за Эвмена.
— Отомстить? — недоверчиво переспросил Дотим после короткого молчания. — Ты же говорил, что не знаешь, кто убийцы стратега!
— Я не хотел, чтобы кто-либо посторонний узнал, что их поймали.
— Так казни этих людей! — воскликнул Дотим.
— Они — всего лишь исполнители. — Фригиец насупился. — Конечно, они будут казнены. Но настоящие убийцы — те, кто их послал.
— Так казни и настоящих убийц!
— А вот здесь появляются сложности. Целый запутанный клубок. Если я казню виновников, завтра в лагере начнется смута.
— Кто-то из сатрапов, — догадался Калхас, а через мгновение открыл глаза еще шире: — А, может, Тевтам?
Фригиец кивнул.
— Там было двое аргираспидов и двое — из охраны Антигена.
Дотим рывком повернулся к Калхасу:
— Я всегда говорил, что эти мерзавцы не остановятся ни перед чем!
— Зачем они это сделали? — спросил у Антигона пастух. — Ты же перестал давать Эвмену пищу.
— Пищу, но не воду. Он был бы жив еще много дней. — Калхас почувствовал, что Фригиец оправдывается. — На него не действовали уговоры; я надеялся, что подействует это. Все мы люди: умереть от меча или удавки просто. Умереть от голода гораздо сложнее…
— Так зачем они это сделали? — повторил вопрос аркадянин.
— Боятся. Эвдим, Антимах, Антиген — под стражей. Певкест бежал, остальных я разоружил и лишил сатрапий. Со мной один Тевтам, но лишь потому… — Фригиец замялся.
— Потому, что за ним три тысячи ветеранов? — докончил за него Калхас. — Правильно?
— Да. Но Тевтам понимает, что я не доверяю ему. Я не люблю предателей. Отдав Эвмена мне, они потом отдадут меня кому-нибудь еще. Чем быстрее мне удастся избавиться от таких… союзников, тем лучше.
— Так и есть! — горячо произнес Дотим. — После того, как ты объединился с предателями, твоя армия начала гнить. Она вовсю гниет.
— Я вижу, — горько сказал Антигон. — Но скоро это кончится. Ситуация сейчас даже сложнее, чем вы предполагаете. Под безоружным человеком я имел в виду Антигена. Я посадил его под стражу, поскольку он отказывается открыть ворота своей крепости в Сузах, где хранятся сокровища Царя. Я обещал сжечь его живьем в деревянном гробу. Тевтам был бы этому рад…
— Рад? — изумился Дотим.
— Да, рад. Он ненавидит Антигена. За то, что тот — удачливее, за то, что тот — хозяин Суз, за то, что тот до сих пор пользуется влиянием среди аргираспидов. За то, наконец, что ночью после сражения именно Антиген первым послал ко мне людей, именно он первым предложил мне сдать стратега.
— Негодяй, — выдохнул Дотим.
— Тевтам желает смерти Антигена, чтобы остаться первым среди ветеранов. Но еще больше он желал смерти стратега: если бы Эвмен согласился вступить со мной в союз, аргираспиды остались бы на бобах. Тевтам и Деметрий едва не обнажили оружие, когда мы обсуждали его судьбу. Мой сын просил сохранить Эвмену жизнь, Тевтам же так яростно выступал за смерть, что вспыхнула ссора… Короче говоря, Антиген с Тевтамом каким-то образом сумели сговориться и сегодня их люди убили стратега. Даже если слуги Антигена сделали это без приказа хозяина — не сомневайся, тот такой приказ отдал бы.
— Сожги его в деревянной колоде, — процедил Дотим. — Прямо сегодня. Только дай и нам посмотреть на то, как он корчится.
Антигон покачал головой, и его искусственный глаз нетерпеливо сверкнул:
— Я же говорил, Антиген тоже пользуется авторитетом среди среброщитых. Даже то, что я посадил его под стражу, вызвало волнения. А если я сожгу его?
— Ты хочешь, чтобы мы убили обоих: и Антигена, и Тевтама, — сказал Калхас. — Так?
— По-моему, догадаться об этом было несложно, — с досадой произнес Антигон.
— Тогда смерть аргираспидов можно будет свалить на друзей Эвмена и, вроде бы, остаться чистыми перед ветеранами?
— Да. — Антигон едва заметно улыбнулся. — Я даже снаряжу за вами погоню. Только она поскачет в другую сторону.
— Ты надеешься, что таким образом решишь все проблемы с аргираспидами?
— Не волнуйся, предсказатель, я не настолько наивен. Я позволю им выбрать нового предводителя, а потом… После смерти Эвдима, я думаю, в Индии возникнут всяческие осложнения. Пусть старики еще раз прогуляются на край ойкумены. Как бы замечательно они ни воевали, мне такие солдаты не нужны.
— Значит Эвдим тоже умрет? — спросил Дотим.
— Конечно. — Антигон величественно сложил руки на груди. — Он предает всех и вся. Он не должен остаться в живых.
— Ты, я вижу, убежден, что смерть — лучшее лекарство. Чем же мы заслужили твою милость? — устало поинтересовался Дотим.
— Я стараюсь не чинить вреда тем, кто хранит верность… Если, конечно, они не опасны. И тем более, если они нужны мне. Как нужны вы.
— Что с семьей стратега? — быстро спросил Калхас.
— Ни волоса не упало с их голов, — так же быстро ответил Антигон. — Иероним о них позаботится. Он же устроит и похороны Эвмена. Я еще раз предлагаю вам встретиться с ним.
— Ни в коем случае! — воскликнул наемник.
— Нет, не стоит, — негромко сказал Калхас. — Пусть… Пусть все идет как идет. Лучше всего, чтобы он вообще не знал о нас.
— Хорошо, — коротко промолвил Антигон. — Я понял, что вы согласны.
Аркадяне в знак подтверждения склонили головы.
— Может быть вы хотите еды? Вина? Женщин? — широко заулыбался Фригиец.
Дотим презрительно скривился.
— Оставь это для мальчишек. Верни наше оружие и приготовь лошадей. Мы сделаем это сейчас.
— Ладно. — Фригиец заговорщически прищурился. — Я распоряжусь обо всем. Отправлю вместе с вами Тевтама. Он узнает, что вы должны убить Антигена. Я прикажу ему, чтобы он проверил, когда все будет кончено. Остальное будет делом вашего оружия… Делайте что хотите — хоть режьте их на части.
Некоторое время Фригиец молча смотрел на аркадян — словно запоминая их лица.
— Ну что же, до свидания, друзья Эвмена!
— Не «до свидания», а прощай! — прошипел Дотим.
Калхас помялся, но потом почти забытое чувство тяжелой пустоты под ребрами заставило его произнести:
— Может быть мне это мнится, а может — подсказывают боги. Считай это, Антигон, советом, и не моим — подсказкой богов. Бойся пыли. Она погубила Эвмена. Она когда-нибудь погубит и тебя.
— Лучше хоть что-то, чем совсем ничего, — бодрился Дотим и с вызовом поглядывал на Тевтама. Тот отвечал обычным своим туповато-равнодушным взором.
«Интересно, предчувствует он что-либо, или нет?»— думал Калхас. — «Неужели люди так бесчувственны к шагам приближающейся судьбы?» Судя по поведению македонянина, его не волновало ничего.
