Их ялик оказался как раз в уголке рта, точно кокетливая мушка у красавицы минувшего века. Губы-волны дрогнули в едва заметной улыбке, глаза приоткрылись двумя воронками-омутами, и Митя почувствовал… взгляд. Будто душу его потянуло туда, во тьму, в беспредельную глубину… И тут же отпустило! Вода плеснула, лицо исчезло, враз канув в бездну, а Днепр… замер. Застыло стремительное течение, став густым, как масло…
Митя услышал пыхтение мотора, шлепающий звук лопастей и… Сперва показался острый железный нос, а потом, мерно стуча высокими ступенчатыми колесами, меж скал по утихшей воде выкатился пароход. Обычный, тупоносый торговый пароход.
— Вот он, варяг-то! — цепляясь за скамью, старуха приподняла голову над бортом ялика.
— Ту-туууу! — пуская пар из трубы, пароход радостно поприветствовал людей на скале, и принялся заворачивать к берегу.
Поворот, поворот, еще поворот… Он точно вычерчивал узор на тускло мерцающей маслянистой воде, обходя спрятавшиеся, но по-прежнему коварные скалы. На носу и на корме застыли отчетливо видимые фигуры лоцманов.
— Сынки мои! — гордо сказала бабка.
«Купеческий корабль. — почти в панике подумал Митя. — Обычный варяжский купец, ничем не примечательный. Даже если там есть воины — их не хватит, чтобы взять город. Неужели я… ошибся?»
Митя даже застонал сквозь зубы: позорище… насмешки… смущение и скрытое раздражение на лице отца… возмущенная физиономия Ингвара…
Чух-чух… — округлый нос резал воду. Шлеп-шлеп… — стучало колесо. Митя поежился — вокруг потемнело и стало прохладно, будто тень упала. Только откуда взяться тени, солнце жарит и пусто. Лишь варяжский «купец» по широкой, очень широкой, странно широкой дуге заворачивает к берегу. Волны расходились за его кормой раздвоенным ласточкиным хвостом.
Двумя… Тремя ласточкиными хвостами!
Митя выхватил клюку у бабки из рук. Размахнулся. И копьем метнул ее в пустоту.
Клюка пронзила воздух и…
БАНГ!
С грохотом ударилась обо что-то невидимое.
Воздух задрожал, как вибрирует стекло. Пустота над рекой пошла слоями — словно легчайшие вуали теней принялись осыпаться одна за другой.
По реке, аккуратно повторяя каждый маневр безобидного купеческого пароходика, скользили хищные стремительные силуэты. Покрытые рунами стальные борта зияли открытыми орудийными портами, а на носу красовались выкованные из стали головы драконов на длинных чешуйчатых шеях. Гребень третьего «дракона» успел уже высунуться между скал — еще один боевой паро-драккар вольного виталийского братства почти миновал пороги!
Глава 35. Дана-Вода
— Прыгайте, сынки, прыгайте! — вопль бабки был такой пронзительный и неожиданный, что Митя сам едва не свалился за борт. Он прокатился над рекой, будто хлыстом стегнул по застывшим фигурам лоцманов. Оба дернулись и… Не озираясь. Не колеблясь. Ринулись к борту. И спрыгнули прямиком в воду.
— К берегу, дети! — заверещала бабка, а очнувшийся Митя нашарил на шнурке рядом с крестиком подаренный оборотнями свисток. И дунул в него изо всех сил.
Звука не было. Просто бабка вдруг вскрикнула и схватилась за голову, а нарезающая круги чайка суматошно забила крыльями и плюхнулась на воду. Митя дунул снова — на его глазах третий паро-драккар проскользнул меж порогами, а следом показался четвертый. Почему ничего не происходит? Почему медлят Данычи?
— Годи дудеть, ишь, раздуделся! — держась обеими руками за голову, простонала бабка. — А ну греби давай! Греби так, шоб душа выскочила, коли жить хочешь!
Митя уронил свисток — и впрямь, что уж толку. Но за весла хвататься не спешил — он перевесился через борт и окунул в воду украшенные скупым неброским шитьем рукава.
— Ты шо робышь! Думаешь, як клюку мою выкинув, так можно не слухатысь? — старуха попыталась лягнуть его ногой.
— Замолкни, старая! — отбивая удар, рыкнул Митя. Ему нужна, нужна помощь!
«Пожалуйста, Дана-Вода! Внучка твоя просит за меня и тех, кто со мной! Помоги добраться до берега»
Вода под кормой вскипела. Митя едва успел хлопнуться обратно на скамью и задрать вверх весла, как ялик словно приподняло над рекой — так ребенок взмахивает сложенным из бумаги «голубком» — и… ялик полетел! Едва касаясь воды, оставляя за собой пенный след, поперек застывшего течения, он несся прямиком… в борт коварному варяжскому «купцу».
На пароходе заорали, засвистела боцманская дудка, гулко ударило пароходное колесо и… ахнуло ружье. Митя столкнул бабку на дно лодки и сам рухнул следом. Пуля звонко цокнула прямиком в скамью, где он только что сидел, отлетела щепка. Несущаяся стрелой лодка мгновенно выскочила из прицела, но там, на борту, не сдавались. Снова засвистела дудка… И с борта загрохотали выстрелы — один, второй, третий… У Мити заледенела спина — сейчас пуля вонзится между лопатками, будет горячо и больно… Гром выстрелов утонул в оглушительном грохоте — перед носом ялика возникло пароходное колесо. Его лопасти молотили по воде, захлестывая ялик брызгами, поднятая волна толкнула в борт. Дзанг! С треском сломалось весло. Хрррр! Ялик прошелся впритирку к пароходному борту, и оставляя за собой полосу содранной краски, проскочил под самым носом, и вырвался на открытую воду.
— Ууууу! — донесся протяжный гудок — из-за кормы парохода выдвинулся паро-драккар. Стальная голова дракона с металлическим скрежетом шевельнулась на длинной шее, в круглых стеклах глаз полыхнул огонь… Носовой дракон окутался дымом и из его распахнутой пасти вылетел снаряд.
Митя сгреб бабку в охапку и перевалился через борт.
— За шею держись!
— Та я тутешняя! Сама доплыву. — отплевываясь водой, фыркнула бабка.
Снаряд с грохотом врезалось в ялик, размолачивая его в щепы. Волны взметнулись, вода залила лицо, глаза, нос, хлынула в глотку, едва не вырвала бабку у него из рук…
— Мамо! — прогудели сочным басом, и рядом всплыл мужик средних лет — с бороды его текла вода.
— Маманя! — откликнулись с другой — и второй, лет тридцати пяти, вынырнул с другого боку.
— Ну нарешьти! — ворчливо отозвалась старуха. — От як дитьмы булы копушами, так и зараз вас лише за смертью посылать.
— Бабка! Заткнись и плыви! — рыкнул Митя. — Вперед! Вперед! — и поплыл к берегу — оба лоцмана, волоча на себе старуху, рванули за ним…
Вода вскипела…
«Очухались, наконец-то!» — злобно подумал он и успел только проорать.
— Держитесь за меня! Все — за меня!
«Начнут спорить — потонут. Ну, значит, и Дана с ними, не уговаривать же…» — мелькнуло в голове, разом с острым уколом сожаления — бабка увязалась сама, но была ему нужна, значит… он за нее отвечает! А она хотела спасти сыновей… Он извернулся в воде и одной рукой успел ухватить старуху, а второй кого-то из ее сыновей… Когда Данычи на скале отпустили реку.
Волна рухнула сверху с силой каменной плиты. Вода была вокруг, вода была сверху, вода раскрывалась под ним голодной жадной бездной. Его закрутило чудовищным водоворотом. Митя уже не пытался удержать остальных, а сам судорожно цеплялся за них, как цеплялся бы за кусок дерева. На руки, чуть не вырывая их из суставов, навалилась чудовищная тяжесть.
По закрученной спирали они понеслись вниз-вниз-вниз… мимо мелькали ошалевшие рыбины, обломки лодки, вертящийся снаряд… Водная спираль вдруг изогнулась, закачалась, как гигантский цветок, и принялась сжиматься. Вода накрыла с головой, в груди нестерпимо жгло, мыслей в голове не осталось, а потом не осталось чувств, боли, страха, сознание заволокло черной пеленой, и… он вдохнул.
Воздух. Воздух хлынул в грудь, яростное солнце обожгло лицо, Митя истошно заорал… Вертя, как щепку, его несло вместе с волной и снова шарахнуло об воду с такой силой, что бабку вырвало у него из рук. Она забарахталась рядом, молотя руками по… снова неподвижной воде.
— Сын… сынки… Сынки! — плюясь водой, хрипела старуха.
— К берегу, старая! Я сказал, к берегу! — в два гребка Митя догнал ее и бесцеремонно пихнул в облепленный платьем зад.
