Трое воинов с лисьими хвостами и рыжими узорами на платье грозно поглядывали на воинов с вороньими перьями на головах.
Внутри было дымно и холодно. Паопону с помятым чучелом ворона на голове беспрестанно кланялся:
— Благодарю тебя, о вождь Саккук, властелин лисьего племени, наследник самого Лиса! За то, что ты пришел в мой шатер и согласился выслушать мои объяснения.
— Я сделал это, чтобы мой сын учился тому, что у хорошего вождя сердце должно быть холодным, когда он принимает решения. Хотя, скажу тебе честно, Паопону, что бы ты не сказал сейчас мне, я все равно убью тебя, ведь твои воины разорили дары, приготовленные для самого Океана!
Паопону снова низко склонился, в этот раз перед сидящим возле лисьего вождя высоким парнем:
— И тебе много лет здравия, о великий сын вождя! — Паопону сложил руки, — Ты так прекрасно выглядишь и так похож на отца, что я не мог бы спутать тебя с простым воином.
Саккук рассмеялся:
— Это мой телохранитель! Мой сын сидит слева от меня и зовут его Кагорса.
— О, прекрасный Кагорса! Как же я не узнал тебя! — воскликнул Паопону, тут же развернувшись в другую сторону, — ты научишься сегодня у своего великого отца, как нужно быть мудрым и сильным! Он покажет тебе самый важный урок в твоей жизни — урок милосердия и добра.
Саккук рассмеялся:
— Ты изворачиваешься, как мелкая рыбка на отмели, Паопону. Однако все твои слова в пустую. Я пришел за головами виновных, и как бы ни было — ты вождь племени которое нанесло ущерб жрецам. Я принесу твою голову в дар Океану.
— Но могучий Саккук…
— Молчи! — рявкнул Саккук, — Я хотел спросить у тебя, Паопону: как ты решился на это⁈ Ты напал на жрецов! На жрецов Океана! Ты разбросал дары, предназначенные Океану! Ты натравил собак! На прислужниц жреца! Ты осквернил священное мясо перворожденного оленя, которое было предназначено Океану с самой весны! Ты отдал его собакам! Собакам, Паопону, собакам! За это мало одной смерти! Я хотел бы убить тебя два, нет, десять раз!
— О, Саккук! — жалобно захныкал Паопону, — Моей вины нет во всем этом! Я сам обманут и опозорен! Все дело в шамане Кукуранау. Он предал всех! Он призвал варга. И этот варг — волчий варг, привел с собой стаю волков — огромных, черных волков, какие живут в Лесном Краю! Они кружили вокруг наших оленей! Я приказал варгу убираться, а он перекинулся волком и напал на ваших жрецов!
— Оо, — застонал Паопону и закрыл лицо руками, — если б только я знал! Если б я знал, что он сделает такое! Если б я знал, что шаман прикажет ему такое, чтобы погубить меня и воронов!
Саккук озадаченно пожал плечами, а потом повернулся. Мужчина, стоящий позади, наклонившись, зашептал что-то на ухо вождю, поглядывая на Паопону, который продолжал раскачиваться и прикрытым лицом.
— Кхм, — сказал Саккук, — хорошо. Пусть приведут шамана, который слушает Ворона. Я сам спрошу у него об этом.
— Хорошо! — Паопону кивнул воинам у входа:
— Приведите… шамана.
Они вышли из под навеса и довольно скоро вернулись, таща за края волокушу, и подтащив, оставили ее возле ног сидящих вождей.
Края развернулись и стало видно мертвое, застывшее тело, на котором лежал, свернувшись калачиком мальчик лет десяти.
— Что это такое⁈ Что за шутки ты шутишь с нами, Паопону⁈
— Это тело предателя! — горделиво сказал Паопону, — Предателя, который призвал варга из неведомых краев и приказал ему напасть на ваших жрецов! И я убил его, о досточтимый Саккук!
— Ложь! — мальчик, что лежал клубком на теле мертвого шамана, поднял голову закричал, глядя на Паопону с безумной злобой:
— Ты лжешь!
— Кто это? — спросил Кагорса и подняв руку сделал жест, приказывая Паопону убрать нож, который он вытягивал из ножен, сверля глазами мальчика.
— Это Онек, внук шамана и еще один предатель.
— Ложь! — взвыл мальчишка.
— Я убью тебя! — взревел Паопону и вскочил на ноги.
— Сядь, Паопону! — потребовал Саккук. — Если ты не сядешь, я встану сам, ибо не желаю терпеть, что ты стоишь тут с ножом!
Это отрезвило Паопону и он сел, тяжело дыша. Саккук смерил его взглядом, потом посмотрел на Онека, на сына и сказал:
— Раз ты убил шамана и мы ничего не можем спросить у него, я хочу увидеть того варга. Варга, про которого ты говорил. Тем более, ты говоришь, это он напал на моих жрецов. Пусть его приведут.
Тяжело дыша, Паопону сказал:
— Это невозможно, о Саккук! Его я убил тоже.
Шаман Лиса быстро наклонился и что-то горячо зашептал в ухо Саккуку.
— Мой шаман сказал, что варг жив! — прорычал Саккук.
— О, Саккук, позволь мне пояснить — я не сам убил его, но послал за ним трех воинов и если его еще не убили, то уж скоро убьют.
Не успел он закончить, как за тонким пологом раздался собачий лай, переходящий в визг, голоса и крики.
— Что еще там⁈ — воскликнул Саккук, вскакивая на ноги. Его сын, Паопону и все остальные, последовали за ним на улицу. Внутри остались только Онек. Мальчик злобно смотрел вслед ушедшим, и когда в шатре никого не осталось, протянул руку, поднял нож, оброненный Паопону и засунул его в рукав.
— Тебе лучше положить нож на место, — сказал спокойный голос и мальчик, вздрогнув, обернулся. Шаман Лиса смотрел на него.
— Если ты возьмешь нож и убьешь Паопону, ты сможешь стать воином, охотником, но только не шаманом. Тебе уже не попасть на Ту сторону, не увидеть духов и дух своего деда. Никогда.
— Но он убил его! — воскликнул мальчик яростно и зло, — он убил его ни за что, а теперь лжет!
— Знаешь, — проговорил шаман Лиса, — не все, кто вышли наружу, вернутся в этот шатер. Дух Океана рисует свой узор на снегу. Нам не стоит вмешиваться в это, ибо сейчас никто в мире не знает, что случится в следующий миг.
Мальчик помолчал, прислушиваясь к звукам снаружи. Потом осторожно положил нож на место.
— Вот и хорошо, — проговорил шаман.
— А вы… — помолчав, спросил мальчик, — разве вы не хотите посмотреть, что произойдет снаружи?
— О, я думаю, что хочу, — ответил шаман и они вместе встали на ноги.
21
— Убейте его! Убейте их всех! — ревел Паопону, указывая рукой вперед. На белом снегу хорошо видны были силуэты. Десять волков и три человека. Паопону, отличающийся хорошим зрением сразу узнал их: гнусный чужак, мерзавец Каену и подлая Унау, которая помчалась выполнять поручение деда, вместо того, чтобы быть верной ему, своему вождю и будущему мужу.
Он послал воинов убить ее со спокойным сердцем — после того, что она сделала, он никогда не взял бы ее как жену, и в племени воронов ей места уже не было. И вот она идет назад, как ни в чем не бывало, и рядом с ней он, чужак, с которого все началось!
Саккук дернул его в гневе за рукав:
— Лучше молчи, Паопону! Ты не смеешь приказывать в этом деле! Молчи, иначе я сам убью тебя!
Саккук ждал, пока они не приблизилась. Волки остановились, не дойдя десяток шагов. Некоторые развалились, некоторые принялись играть и прыгать как щенки, напоказ, перед псами, которые лаяли до хрипоты.
Мужчин и Унау подошли ближе. Чужак был высок, выше любого из племени воронов, или лисов. Однако сейчас он выглядел как мертвец, и лицо, хранящее еще следы яркого солнца, было бледным, со следами крови на щеках и подбородке. Саккук содрогнулся потому, что ему показалось, что этот мужчина загрыз кого-то своими зубами.
О, это было легко представить!
— Здравствуй, лисий вождь, — сказал чужак и в его голосе не было страха, — Паопону негодяй, но он не виновен перед тобой. Ты можешь сказать, что он отвечает за дела всех воронов, но я не ворон.
— Кто же ты? — невольно отступив спросил Саккук. И тут же разозлился — чего он растерялся! Пусть этот чужак робеет, глядя на его воинов и собак! И добавил, стараясь, чтобы голос звучал строже:
— И поклонись, как положено. Ты говоришь с вождем!
— Я и сам вождь. Мой народ заполнил бы всю эту долину — от Ледяной горы до побережья Океана. Но мой народ сейчас очень далеко, наверное ищет лучшие долины Той стороны.
