Пробуждение отозвалось в голове уже привычной тупой болью. Нет, не так, болело всё, что только могло болеть. Тайорн какое-то время лежал, тупо уставившись в потолок, а потом в его голове начали всплывать предательские воспоминания. К горлу незамедлительно подкатила тошнота. Эльф с опаской скосил глаза вправо и глухо застонал. Светлая макушка головы оборотня вызывающе белела на тёмном шёлке простыней. Весь вид Лавра говорил о том, что он счастлив. Впервые в жизни Тайорну захотелось заскулить и уползти в тёмный уголок, чтобы там, в тишине и одиночестве скончаться от позора.
Шея под ненавистным ошейником невыносимо зачесалась, отвлекая от пораженческих мыслей. Эльф со злостью дёрнул украшение, и тут же в его глазах потемнело от боли. Ошейник неслабо так обжёг руку, а заодно и шею. Тайорн с трудом втянул воздух сквозь стиснутые зубы и с ненавистью посмотрел на мирно посапывающего оборотня. Как же он ненавидел его в этот момент, и ещё больше ненавидел за то, что не мог к нему сейчас прикоснуться, без разрешения. Всё внутри затряслось от непреодолимого желания придушить коварного зверя, но ошейник тут же предостерегающе нагрелся, возвращая эльфу способность связно мыслить.
Будто почувствовав на себе его взгляд, Лавр шевельнулся, а потом резко распахнул глаза и сел.
— Тайорн? Ты чего?
Тёмный эльф холодно посмотрел на оборотня и отвёл глаза. Говорить сил не было, горло саднило, от ожога и засухи поселившейся в нём. Неожиданно для него самого, на глаза навернулись злые слёзы.
«Ну вот, опять незапланированная потеря влаги, так и ноги протянуть недолго». — Промелькнула вялая мысль и тут же пропала, испуганная прикосновением чужих рук.
— Тай, ты плачешь?
— Отстань. — Вяло огрызнулся эльф. Он дёрнул плечом, стараясь сбросить руку оборотня, но не преуспел.
Лавр вздохнул и притянул эльфа к себе, крепко обхватив руками. — Прости, похоже, я заигрался. Только не плач.
— Я же сказал что не плачу. — Недовольно проворчал Тайорн, и тут же предательская влага, прочертила дорожку на его щеке. Он попытался глубоко вздохнуть, чтобы успокоиться, но воздух упорно застревал где-то на полпути, не желая поступать в лёгкие. Лавр прижал его к себе ещё крепче и начал нашептывать на ухо успокаивающие глупости. Постепенно эльф успокоился, дыхание выровнялось, да и дрожать он перестал.
— Полегчало?
— А кто виноват, в том, что меня так дёргает?
— Ну, извини. Но, временами, ты бываешь жутким засранцем.
— Кто бы говорил. — Тайорн заёрзал, высвобождаясь из крепких объятий оборотня. — И вообще, хватит мня лапать, я тебе такого разрешения не давал.
— Но и против не был. — Оборотень ухмыльнулся, и подмигнул ошарашенному эльфу.
— А ты чего такой довольный. — Тайорн подозрительно сощурился, вглядываясь в светящуюся радостью физиономию Лавра.
— Да, так, ничего. Просто ты ночью был такой лапочкой.
— Чего?
— Не шуми, я в хорошем смысле этого слова.
— А у него ещё и плохой есть?
Оборотень не выдержал и прыснул в кулак. Тайорн какое-то время удивлённо на него смотрел, а потом возмущённо запыхтел. — У тебя элементарная совесть есть? Я, можно сказать, переживаю величайшую трагедию в своей жизни, а он ржёт. А как я отцу всё это объяснять буду, ты подумал?
Эльфа снова затрясло с утроенной силой, но не успел он по-настоящему разойтись, как был остановлен спокойным голосом оборотня.
— Тай, ничего страшного с тобой не произошло, и заметь, в этом абсолютно нет твоей заслуги. Тебе пора научиться сдерживать свой нрав. Я же сказал, как только мы закончим с делами, я тут же сниму с тебя ошейник, и ты очень быстро забудешь о том, что он вообще когда-то на тебе был.
Эльф какое-то время смотрел на оборотня немигающим взглядом, а потом тяжело вздохнул и закрыл глаза. — Только не говори, что ты так и не понял.
— Чего не понял?
— Ты действительно не понимаешь, что создал собственными руками?
— Объясни толком. Хватит ходить вокруг да около.
— Тебе же сказали, что ошейник нельзя уничтожить, никаким доступным способом?
— Сказали. И что?
— Теперь в этом предмете отпечаталась моя аура, навечно. Понимаешь? И ни на кои другом он работать не будет. Это мой личный ограничитель. И теперь, что бы ни случилось, тот, кому в руки попадёт эта вещь, сможет управлять мной. И этого уже не исправить.
Лавр молча поднялся с кровати и нервно провёл рукой по волосам.
— Вот драх, а ведь они именно этого и добивались. Что-то мне подсказывает, что пока мы следили за нашей добычей, она с успехом охотилась на нас. Собирайся. Мы уходим.
Напряжение в голосе оборотня заставило Тайорна насторожиться. Он без лишних споров поднялся и начал проворно одеваться, несмотря на сильную головную боль. Только когда они были уже полностью одеты и готовы к выходу эльф решился задать вопрос.
— Лавр, ты что-то почувствовал?
— Нет, это другое. Просто раньше у меня не было уверенности, но теперь я сложил всю доступную информацию и понял. Прости, я виноват.
— Лавр, сейчас не до этого. Что дальше будем делать?
— Уходить. И быстро. Надеюсь, твой отец найдёт способ уничтожить ту штуку, что у тебя на шее.
— Может, тогда снимешь её?
— Нет. Так у меня будет хоть какая-то уверенность, что они не смогут воспользоваться тобой для достижения своих планов. Да, скорее всего они на это и рассчитывали. Они знали, что я его сниму, и тогда они смогли бы воспользоваться им сами.
— Да, для наших неведомых злыдней факт наличия ошейника на моей тощей шейке окажется сюрпризом.
Стук в дверь раздался внезапно. Лавр с подозрением покосился на ни в чём неповинное изделие столяра и прижал палец к губам, призывая Тайорна к молчанию. Он осторожно приблизился к двери и спросил. — Кто?
— Я вам воды тёплой принесла, господин. Мне её занести, или здесь оставить?
— Голос явно принадлежал служанке, что вчера вечером прибиралась в их номере, но что-то в её голосе было не так. Даже Тайорн, не особо запомнивший события вчерашнего вечера, заметил, что голос девушки слегка дрожит. Он поводил ребром ладони по своей шее и всё так же молча показал на окно. Оборотень отрицательно помотал головой. Скорее всего все отходы были перекрыты. Им следовало догадаться, что враг не станет действовать тайно, и вполне может заявиться средь бела дня, или утра как в их случае. Ведь он был в своей родной стихии, в своём родном городе. Оставался только один путь, прорываться.
Лавр кашлянул и нарочито медленно проговорил. — Оставь за дверью милая. И, ещё одно, проследи, чтобы нас ещё какое-то время не беспокоили. Потом принесёшь нам завтрак. Скажем так, через часик.
