— Кто звонил? — спросил Диреев, когда я вышла из ванной. Ненавижу, когда он так смотрит. Прожигает взглядом. Под кожу хочет проникнуть. И получается ведь. Почти всегда, но не сегодня.
— Да так, друг.
— Какой друг? — снова спросил он, подошел ко мне, посмотрел в глаза, а я вспомнила вдруг, что иногда он может читать мысли, поэтому отвернулась и начала одеваться.
— Я задал вопрос.
— Это просто друг. Прошлое.
— Под прошлым ты подразумеваешь Егоровых? — жестко спросил он.
Что я могла при этом ответить? Правду сказать? Причинить боль тому, кто этого совершенно не заслуживает. Поэтому я обернулась, прижалась к его обнаженной груди, потянулась за поцелуем, но он не поддался. Продолжал смотреть и просчитывать меня, как карты в покере.
— У нас обоих есть прошлое. У меня свое, у тебя свое. Пожалуйста, давай не будем ссориться из-за этого.
— Что он у тебя просил?
— Кто? — попыталась прикинуться дурочкой.
— Виктор.
— Откуда ты.
— Не лезь во все то дерьмо. Ты слышишь? Не лезь.
— Постой, так ты знаешь?
— Он совершил преступление, — без всяких эмоций отчеканил Диреев. — Он заплатит за него. Убийство искры — смерть. И не важно, как и при каких обстоятельствах это произошло. Не важно, что он был пьян, не важно, что.
— Что? Договаривай.
— Не важно, что девушка поразительно напоминала тебя. Не важно. Он ее убил.
— Я поняла. Единственное, что мне непонятно, каким боком ты во всем этом замешан?
— Эль.
Он не успел ответить, потому что именно в этот момент открылась дверь и в комнату вошли бабушка и та самая мерцающая хранительница с экзамена. Они застыли на пороге точно также, как и мы. Но у меня не было ни сил, ни желания краснеть и изображать из себя скромную, невинную барышню из прошлого. Да, я сплю со своим репетитором. Да, прямо здесь, на этой самой кровати. И что?
Бабушка поджала губы, но ничего не сказала, а вот хранительница очень бурно отреагировала.
— Станислав Егоров, какими судьбами вы здесь оказались?
— Кто? — воскликнула я. На меня в одно мгновение обрушилась вся правда происходящего и придавила, словно стокиллограмовым мешком. Я обернулась к нему, ожидая опровержения, но… в его глазах прочитала только страх. Страх разоблачения. И поняла, какое отношение он имеет к истории с Егором. Самое непосредственное. Ведь он и есть тот самый стертый из семейного древа сводный брат Егора. Из горла вырвался истерический смешок, один, второй, третий, пока я не рассмеялась в голос. А потом полились слезы. Это так забавно. Кажется, я имею слабость не к одному типу мужчин, а к одному семейству. Егоровы мастерски умеют лгать и притворяться. Лицемеры. Господи, какие же они лицемеры все.
— Эля. — он попытался схватить меня, но я ловко избежала контакта и огрызнулась.
— Отвали.
Я сбежала. Блин, я не просто дура. Я кретинка. Мне впору памятник ставить по тугодумию. Ведь все, все указывало на это, а я как глупая слепая курица не замечала. Они так похожи. Не во внешности, хотя и здесь что-то есть, но жесты, голос, поведение, чертов взгляд, от которого подкашиваются ноги. И в постели. Господи, я же впустила его в свою постель, в свою жизнь, в сердце свое. Какая же я дура!
— Эля.
Когда нарезала очередной круг, увидела Катю. И вдруг кольнуло. Она знала. Не могла не знать. И набросилась на нее с обвинениями. Та внимательно выслушала, а потом спросила:
— И что?
— Как это что? Ты не слышала то, что я тебе сейчас говорила?
— Слышала. Только суть ускользает. Ну и что, что он его брат. Это что-то меняет?
— Он лгал.
— А ты нет? Сколько всего ты от него скрываешь? Начиная с дома и заканчивая своими чувствами. Это его право. И он, к твоему сведению, отказался от этого имени очень давно.
— Он его брат, — упрямо возразила я.
— Да. И я тоже не в восторге. Но, глупо ненавидеть человека из-за имени, которое он когда-то носил. Да, они братья. И это говорит только о твоем плохом вкусе, и не определяет его, как плохого человека.
— Если ты такая умная, тогда скажи, как я могу ему доверять?
— Точно так же, как ему доверяет твоя бабушка. Не зря она впустила его в твою жизнь, не зря позволила обучать. Да, у него есть свое темное прошлое, а у кого нет? И заметь, у него был миллион возможностей забрать у тебя силу, а его кривит даже от тех крох, которые ты позволяешь забирать. Делай выводы подруга.
Катя права. Диреев никогда не пользовался мной и никогда не лгал. Просто я не задавала нужных вопросов. И что? Эта правда убила чувства? Не знаю. Я действительно не знаю.
— Выслушай его хотя бы. Думаю, после всех твоих выкрутасов хотя бы это он заслужил.
— Кать, а с каких пор ты стала его адвокатом?
— Ну, кто-то же должен. К тому же, если выбирать между ним и твоим подонком.
Катя ушла, а я осталась в глубоких раздумьях. Погуляла по округе. Красиво здесь. И спокойно. И хочется остаться. Но нельзя. Катя права, я должна выслушать его, желательно без эмоций. А еще нужно понять, что случилось с Егором. Не знаю, стану ли просить бабушку хоть о чем-то, но выяснить правду стоит. И начну я, пожалуй, с Диреева.
Думала, приду, потребую ответов, а увидела его, и сердце сжалось. Боже, никогда не видела, чтобы человек был в таком отчаянии. И этот страшно потухший взгляд. Я на себе прочувствовала эту боль, пропустила сквозь себя и не смогла не подойти, не обнять, не усесться на колени, уткнуться в шею. Глупый мой, сильный и слабый Диреев. Или Егоров?
— Рассказывай.
— О чем?
— О том, какой ты идиот. Почему скрывал?
— А ты бы доверилась брату того, кто разрушил твою жизнь? Сомневаюсь. Да и что говорить. Отец… я всегда ненавидел его. За то, что бросил мою мать только потому, что она не соответствовала ему по силе. Он всегда только об этом и думал. Желал сильных, крепких потомков, которыми можно было бы гордиться. А моя мама была слабой, единственное что могла — бежать, так далеко, как только могла. Но он нашел. Последнее воспоминание — она валяется в его ногах и просит не забирать меня.
— Он забрал?
— Да. Так я стал жить в доме с отцом — тираном и мачехой, которая видела во мне лишь последок связи мужа с другой, ненавистной ей женщиной. В день выпуска из школы я уехал, поступил в корпус инквизиторов. И даже фамилию сменил, чтобы ничто не напоминало о них.
— А братья?
— Ты же с ними знакома, — усмехнулся он и сжал меня крепче. — Алекс и Вик, копии отца. Единственное светлое пятно — Ник, но влияние матери со временем и из него сделает истинного темного. В их понимании.
— А он?
Диреев замолчал. Долго смотрел куда-то в пустоту, а после, без всяких эмоций продолжил.
