Гезнур запрещал троллям атаку, так как был уверен, что великаны, едва дорвутся до схватки, начнут крушить всех, кто подвернется — не исключая союзников. Наконец король, дождавшись короткой паузы в громыхании Гырмынга, изо всех сил рявкнул: «Дыррыдам умгррумргх!» Тролль враз умолк, восхищенно покачал головой и проскрежетал:
— Твоя красиво говорить! Моя слушать.
— Слушать? — красный от натуги король перевел дух. — Тогда слушай. Я не хочу, чтобы твои парни растоптали хотя бы самого завалящего солдатика из наших. Ты понял?
— Ладно. — Тролль вдруг стал очень покладист. Должно быть, просто переборол злость на покалечивших его людей. — Моя больше не биться. Хватит сегодня. Уже хороший потеха. Твоя победительно, моя не лезет. Другой раз потеха человека лупить, когда много враг, и выбирать твой человек не надо. Тяжело выбирать, маленькая очень человек. Похожий очень, одинаковые железки.
Произнеся эту чересчур длинную для каменных мозгов речь, Гырмынг ткнул лапой, указывая. Гезнур поглядел — от линии имперской пехоты не осталось и следа. Там, где совсем недавно развевались желтые знамена с красным ванетским львом, деловито хозяйничали некроманты. Отводили назад своих черных солдат, добивали раненных, сохраняя жизнь более рослым — этим предстояло пополнить армию мертвых. Остатки ополчения и лучники бежали.
Упорные сантлакские конники наконец покинули поле боя, гевская кавалерия преследовала их. На левом фланге победа осталась за конными имперцами, сумевшими отбросить конницу Бельвара Андрухского. Но и эти убрались сами, так как им было уже не к кому прийти на помощь. Бой окончен полной победой. Гезнур оставил троллей и пустил коня шагом, направляясь к войску некромантов. Знамя с белым драконом следовало за королем.
Заметив короля, брат маршал воткнул в землю свой чудовищный меч, снял громоздкий рогатый шлем, стянул подшлемник и утер вспотевшую лысину.
— Отличная атака! — издали приветствовал его Гезнур.
— Да, ерунда, — отозвался колдун, но в его тоне слышались самодовольные нотки. — это даже не было настоящей битвой. Невелик подвиг — разогнать мужичье, возомнившее себя войском. Мои солдаты справились шутя… единственное, что нам не по силам — преследовать бегущих. Мертвые не могут быстро передвигаться, поэтому пленных немного.
Гезнур огляделся, в самом деле убитых ванетцев было не очень много, дрались ополченцы не слишком упорно, быстро разбежались. Много ли их спаслось, расскажут вечером наемники, бросившиеся в погоню.
— Я понял, — заверил маршала гевец. — Всех пленных предоставят в ваше распоряжение, даю слово! Сможете выбрать подходящих… ну, разве что если попадется кто-то знатный, этих, сами понимаете, не отдам…
— Думаю, пока хватит двух дюжин, — объявил некромант. На большее число тел у меня все равно не достанет янтаря.
— Янтарь тоже будет — как только удастся собрать, — заверил гевец. — Однако я не вижу их обоза.
— Должно быть, их начальник планировал быть битым, — предположил чародей. — Обоз к полю не приближался. Однако нам предстоит продумать дальнейшую стратегию. Следует ли нам двигаться вглубь вражеской территории, или возвратиться?
— Сейчас мы станем здесь лагерем, — решил Гезнур, — и я разошлю лазутчиков. На подходе еще одна вражеская армия… а все мои отряды понесли потери… ну, кроме вас и троллей. Еще одна такая драка, когда у меня почти не осталось кавалерии? Нет, не думаю. Видимо, нам придется возвратиться в Геву и надеяться, что сегодня Империя получила такую трепку, что не осмелится беспокоить нас до весны.
Когда Брудо ок-Икерн пришел в себя, барабаны уже не трещали. Смолк шум битвы, не слышно ни топота, ни воплей, ни звона оружия. Только негромкие голоса поблизости. Говорили со странным акцентом, но вполне понятно. Маршал осознал, что лежит в траве, и обзор ему загораживает туша мертвой лошади. Он припомнил, как поскакал к разбегающимся ополченцам, чтобы… чтобы… Зачем он поскакал к гибнущим ванетинцам? Искупить вину? Но какую… То, что произошло несколько месяцев назад в битве с армией Каногора, не изменишь, не исправишь — да и в чем маршалу себя винить? Не положи он три тысячи человек под копыта сантлакской кавалерии, битва была бы проиграна. Что он скажет, когда предстанет перед гилфинговым судом? Что выиграл сражение? Три тысячи голосов спросят его, стоило ли выигранное сражение такой цены? Что он ответит? Что? Разве только, что сражался вместе с ними…
Перед глазами маршала все поплыло, воспоминания о двух сражениях причудливо мешались, Брудо словно оказался в водовороте временного потока — то тут, то там… мелькают берега… Снова он увидел кровавое поле, где кавалерия Каногора растоптала гонзорских крестьян… потом картинка сменилась — он увидел плечистого малого в рогатом шлеме, вздымающего чудовищный двуручный меч… а от него бегут… нет, не гонорцы — ванетские ополченцы. Или все же гонзорцы? Что произошло потом? Он, Брудо, погнал коня прямо на черных воинов, надеясь свалить их рогатого предводителя, но тот увидел маршала, взмахнул чудовищным клинком… Темнота.
Ок-Икерн попытался приподняться и посмотреть вокруг, поле заслоняла убитая лошадь — двуручный меч командира черных солдат перерубил конскую шею, развалил мощные нагрудные латы жеребца… Человек не может рубить с такой силой! От усилия началось головокружение, река времени снова понесла ок-Икерна в далекие края, на поле у северных границ Гонзора, туда, где три тысячи растоптанных ополченцев ждут его, чтобы задать вопрос:
— Зачем послал ты нас на смерть?
— Чтобы победить…
— Нам не нужна твоя победа, мы хотели жить!
— Но я сражался вместе с вами!
— Не верю!.. Не верю!.. Не верю!..
Брудо ок-Икерн снова пришел в себя, когда с его головы стянули шлем.
— Не верю! — каркнул противный голос. — Не мог он сдохнуть! Смотри, латы целы, только ударился, когда великий мистик убил под ним коня. Ну, башкой крепко приложился, может, мозги повредил… но его мозги нам не нужны. Эй, ты! А ну, вставай!
Это уже говорили ему, ок-Икерну. Маршал тяжело заворочался в доспехах, но встать не смог.
— Да он оглушен, так не сможет встать! — над сэром Брудо склонилось незнакомое лицо, длинное, злое. Пахнуло потом, кровью и еще чем-то незнакомым, неприятным. — Помоги-ка ему латы расстегнуть…
Ок-Икерн услышал лязг замков и почувствовал, что с него сдирают доспехи. Дышать стало легче, и он с трудом поднялся. Не сам поднялся, а повинуясь крепкой руке, подхватившей его за ворот и потянувшей с земли. Трое незнакомых воинов в матово блестящих латах цепко оглядели маршала.
