Истоптанный монстр уже не пробовал закапываться. И вообще не шевелился. Песок вокруг него увлажнился от зеленоватой жижи. Не без труда они выбрались из воронки. Отбежав на несколько шагов, Цири без сил свалилась наземь, тяжело дыша и дрожа под действием поступающего в гортань и виски адреналина. Единорог обошел ее вокруг. Он ступал неловко, из раны на бедре сочилась кровь, стекая по ноге на бабки, метя шаги красным. Цири поднялась на четвереньки, и ее вырвало. Спустя немного она встала, подошла к единорогу, но Конек не позволил к себе прикоснуться. Отбежал, повалился на бок. Потом вычистил рог, несколько раз сунув его в песок.
Цири тоже очистила и вытерла клинок кордика, то и дело беспокойно поглядывая в сторону недалекой воронки. Единорог встал, заржал, шагом подошел к ней.
– Я хочу осмотреть твою рану, Конек.
Конек заржал и тряхнул рогатой головой.
– Ну на нет и суда нет. Если можешь идти, пойдем. Здесь лучше не оставаться.
Вскоре им встретилась обширная песчаная лавина, вся, до основания обрамляющих ее скал, пестрящая выкопанными в песке воронками. Цири изумленно рассматривала их – некоторые были чуть не в два раза больше той, в которой они недавно боролись за жизнь.
Они не решились пересечь песчаный поток, лавируя между воронками. Цири была уверена, что воронки подстерегали неосторожные жертвы, а сидящие в них монстры с длинными клешнями опасны только тем, кто попадал в воронки. Соблюдая осторожность и держась подальше от ям, можно было пересечь песчаный район напрямик, не опасаясь, что одно из чудовищ вылезет из воронки и погонится за ними. Она считала, что риска нет – но предпочитала не испытывать этого на собственной шкуре. Единорог был явно согласен – фыркал и отбегал, оттаскивая ее от лавины песка. Они обошли опасный район, держась ближе к скалам и твердому каменистому грунту, в который ни одна тварь не сумела бы закопаться.
Цири не спускала с воронок глаз. Несколько раз видела, как из убийственных ловушек вырывались фонтаны песка – чудовища углубляли и обновляли свои жилища. Некоторые воронки были так близко одна от другой, что выбрасываемый монстром песок попадал в соседние ямы, тревожа укрытых на дне существ, и тогда начиналась ужаснейшая канонада, в течение нескольких минут песок свистел и градом сыпался кругом.
Цири заинтересовало, на кого же песчаные чудовища охотятся в безводной и, казалось бы, мертвой пустыне. Ответа долго ждать не пришлось – из ближайшей ямы по широкой дуге вылетел темный предмет и шлепнулся неподалеку от них. После недолгого колебания она сбежала с камней на песок. Оказывается, из воронки вылетел трупик грызуна, напоминающего кролика. Во всяком случае – шерсткой. Трупик был съежившийся, твердый и сухой, легкий и пустой, как пузырь. В нем не было ни капли крови. Цири вздрогнула – теперь она уже знала, на кого охотятся и как питаются уродины.
Единорог предостерегающе заржал. Цири подняла голову. Поблизости не было ни одной воронки, только ровный и гладкий песок. И у нее на глазах этот ровный и гладкий песок вдруг вздулся, а вздутие начало быстро передвигаться в ее сторону. Она кинула высосанную труху и умчалась на камни.
Решение обойти песчаную лавину стороной оказалось верным.
Они пошли дальше, обходя даже мельчайшие участки песка и ступая исключительно по твердому грунту.
Единорог шел медленно, прихрамывая. Из его раненого бедра сочилась кровь. Но он по-прежнему не позволял Цири подойти и осмотреть рану.
Песчаная лавина заметно сузилась и начала извиваться. Мелкий сыпучий песок уступил место крупному гравию, потом окатышам. Воронки больше не попадались, поэтому они решили идти по проделанному лавиной руслу. Цири, хоть ее снова мучили жажда и голод, пошла быстрее. Появилась надежда. Песчаная лавина была никакой не лавиной, а дном реки, текущей с гор. В реке не было воды, но высохшее русло вело к истокам – слишком слабым и маловодным, чтобы наполнить русло, однако скорее всего достаточным, чтобы из них можно было напиться.
Она могла бы идти еще быстрее, но приходилось сдерживаться, потому что единорог шел медленно, с явным трудом, хромал, тянул ногу, копыто ставил боком. Когда опустился вечер, он лег. И не встал, когда она подошла. Позволил ей осмотреть рану.
Раны было две, по обеим сторонам сильно вспухшего, горячего бедра. Обе все время кровоточили, и вместе с кровью из них струился липкий, дурно пахнущий гной.
Чудовище было ядовитым.
* * *
На следующий день стало еще хуже. Единорог едва шел. Вечером лег на камни и не захотел подниматься. Когда она опустилась рядом на колени, он дотянулся до раненого бедра ноздрями и рогом, заржал. В этом ржании была боль.
Гной выделялся все сильнее, запах был отвратительный. Цири достала кордик. Единорог тонко завизжал, попытался встать и упал задом на камни.
– Я не знаю, что делать… – всхлипнула девочка, глядя на клинок. – Я действительно не знаю… Наверно, рану надо разрезать, выдавить гной и яд… Но я не умею! Я могу навредить тебе еще больше!
Единорог попытался поднять голову, заржал. Цири села на камни, обхватила голову руками.
– Меня не научили лечить, – с горечью сказала она. – Меня научили убивать, втолковывая, что таким путем я могу спасать. Это была страшная ложь, Конек. Меня обманули.
Надвигалась ночь, быстро темнело. Единорог лежал. Цири лихорадочно размышляла. Она набрала колосья и стебли, обильно растущие на берегу высохшей реки, но Конек не захотел их есть. Бессильно положил голову на камни и уже не пытался подняться. Только моргал. На морде проступила пена.
– Я не могу тебе помочь, Конек, – глухо сказала она. – У меня нет ничего…
Кроме магии.
Я – чародейка.
Она встала. Вытянула руки. Ничего. Магической энергии требовалось много, а ее не было вообще. Этого она не ожидала. Как же так? Ведь водные жилы есть повсюду. Она сделала несколько шагов в одну, потом в другую сторону. Пошла по кругу. Отступила.
Ничего.
– Проклятая пустыня! – крикнула она, потрясая кулаками. – В тебе нет ничего! Ни воды, ни магии! А говорили, что магия должна быть всюду! И это тоже было ложью! Все меня обманывали, все!
Единорог заржал.
Магия есть всюду. Она есть в воде, в земле, в воздухе и…
И в огне.
Цири зло стукнула себя кулаком по лбу. Раньше это не приходило ей в голову, возможно, потому, что там, меж голых камней, вообще не было ничего способного гореть. А теперь под рукой были сухие ковыли и стебли, а чтобы создать малюсенькую искорку, ей должно хватить тех крох энергии, которые она еще чувствовала в себе.
