Даф попыталась удержать его, но Мефодий был гораздо сильнее. Едва ли осознавая, что делает, он сбил Даф с ног и вместе с ней покатился к границе плиты.
Даф закричала. Теперь выхода у нее не оставалось. Боясь не успеть, она со странной внутренней ясностью и знанием, что делать, сорвала с себя шнурок с крыльями и накинула его на шею Мефодию. Бронзовые крылья качнулись. Флейта сострадательно и грустно подпрыгнула в рюкзаке.
Мефодий очнулся, коротким толчком выплыл из небытия. Он лежал на краю плиты, касаясь ее четко очерченной границы. Ладонь, которой он вцепился в рукоять меча, разжалась. Она была скользкой от пота. Даф, успевшая встать, смотрела на него с ужасом.
У себя на шее Мефодий обнаружил шнурок с крыльями.
– Зачем это? – спросил он механически. Удивляться в данный момент он был не в состоянии – слишком устал.
– Крылья обладают отрезвляющей и успокаивающей магией… Ты в порядке? Давай их сюда! – сказала Даф, решительно отбирая у Мефодия свой талисман.
Мефодий заметил, что она сильно не в духе.
– Чего ты?
– Ничего! Отстань от меня! – буркнула Даф.
«Детка, осторожнее с крыльями! Страж света, который наденет шнурок со своими крыльями на шею смертного, полюбит этого человека и будет любить его вечно», – вспомнила Дафна слова Отставной Феи.
Конечно, о старухе говорили, что она выжила из ума, но…
«Пррр! – успокоила себя Даф. – Давайте разберемся! Разве я в него сейчас влюблена? В этого самодовольного хамоватого типа с отколотым зубом? Ха и еще раз ха! Тупое пророчество!»
Но все же на душе у нее было тревожно.
– Это была последняя плита! Мы пришли! – вдруг услышала она голос Мефодия.
Он толкнул ладонью дверь. Дверь, скрипнув, открылась. Мефодий вошел в дальнюю комнату Храма. Она оказалась неожиданно маленькой, тесной, что совсем не вязалось с громадностью лабиринта. Потолок нависал так низко, что, казалось, можно коснуться его рукой.
Мефодий остановился. У него возникло ощущение, что вообще никогда отсюда не уходил. Что это место уже известно ему до боли, до пролежней, так, будто он всю жизнь только и делал, что входил в эту комнату и не мог из нее вырваться. Он стоял перед свинцовым саркофагом с оттиснутыми на нем древними знаками – саркофагом из своего давнего кошмара. Он смотрел на саркофаг и чувствовал, как там внутри, в саркофаге, что-то пробуждается, повинуясь его взгляду. Что-то не имеющее ни формы, ни сути, ни собственной воли, а лишь не знающую преград силу.
* * *
Свинец саркофага был тусклым, с мелкими вкраплениями чего-то чужеродного. Там, куда упирался его взгляд, Мефодий заметил потеки свинца. Саркофаг плавился.
– Что там внутри? – шепотом спросила Даф.
Ничуть не меньше самого саркофага ее беспокоило странное и отрешенное выражение лица Мефодия. Он точно был уже не с ней. Его сознание, освободившееся от лабиринта, теперь почти слилось с тем, что было внутри саркофага. С тем, что ждало его долгие тысячелетия.
– Что там, Меф?
– Не знаю, – сонно откликнулся Мефодий.
– Ты знаешь! Ты должен знать, иначе саркофаг не позвал бы тебя! – уверенно сказала Дафна.
– Там… там нечто… Я ничего про него не знаю: я его только чувствую!
– Ты что, даже не знаешь, живое оно или нет?
– Нет. Оно ни мертвое, ни живое… Ни доброе ни злое, ни любопытное ни равнодушное. Оно даже не из другого мира и не из другого измерения. Оно было здесь, на Срединных землях, всегда, а порой – очень давно – спускалось и в наш мир.
– Почему древние заточили его тут?
– Они… они боялись.
– Боялись его?
– Боялись и его, и за него. И хотели, чтобы оно было найдено, и опасались этого… Все сложно, неопределенно. Они поклонялись ему долгие тысячелетия и – ни разу не воспользовались им. Они были очень мудрые и опасались к нему прибегать, потому что в сочетании с мудростью оно особенно опасно.
– Так что же это за нечто! ЧТО ОНО ТАКОЕ?
Мефодий ответил после большой паузы. Ему сложно было определиться, но наконец он понял.
– Это… всесилие, равное богам. Нечто, не имеющее очертаний и своей воли. Одно всесилие, всемогущество, лишенное всех иных окрасов и примесей… Я не знаю толком, как объяснить. Оно может все, но не хочет ничего.
– Как такое может быть? Как оно может не иметь воли? Это же всесилие? – усомнилась Даф.
Буслаев пожал плечами:
– Если задуматься, только так и может быть. Всесилие именно потому и всесилие, что оно может все, но не хочет ничего. Оно бесформенное, как океан. У него лишь одно желание – стать чьей-то частью и служить ему, забавляясь тем, что оно, всесилие, получило наконец свое «я». А потом, возможно через долгие годы, оставить его и вновь вернуться сюда, в Храм. Но лишь тогда, когда сам хозяин захочет этого, потому что своей воли у него нет.
– И сейчас оно хочет стать твоей частью? – спросила Дафна.
– Да… Или нет. Но, скорее, все-таки «да». Такое слабое «да», – подумав, сказал Мефодий.
– Слабое? Ты не понимаешь, что такое слабое «да» того, кто вообще не имеет воли и не в состоянии сказать «да». Это чудовищно сильное «да», – пробормотала Даф.
Теперь свинцовые слезы уже не просто сбегали по саркофагу. Они текли ручьем. Но странно – саркофаг не таял, хотя под ним на плитах натекла уже целая свинцовая лужа. Лишь в одном месте, в боку по самому центру, в саркофаге открылось вдруг отверстие правильной круглой формы, чем-то похожее на скважину для древнего ключа.
Дафна забеспокоилась. Она вспомнила внезапно о своей миссии. О том, что не должна позволить Мефодию получить то, что может послужить мраку. «А что, если…» – мелькнула у нее мысль.
– А ко мне оно пошло бы? – спросила Даф, решив воспользоваться все тем же странным, прозорливо-отрешенным состоянием Мефодия.
Мальчишка повернулся к ней. Его зрачки испускали мертвенный лунный свет.
– Нет. Ты ему не нужна. И к тебе оно бы не пошло. От тебя ему нужно другое. Твой рог. Рог холода. Только он сможет остудить саркофаг, – сказал он глухо, будто голосом его говорил кто-то еще.
– Я не дам ему рога!
– От тебя ничего уже не зависит. Путь рога закончится здесь. Отсюда этому артефакту уже не выйти… – сказал Мефодий и властно протянул руку ладонью вверх, как это некогда делал Арей.
Даф ощутила, как рог Минотавра против ее воли устремляется вперед. Она попыталась удержать его, но ее лишь обожгло холодом. Даф поняла, что если не отпустит рог – тот затянет ее в раскаленное чрево саркофага вслед за собой.
Нет, рог Минотавра не был артефактом света. Он использовал ее с самой первой минуты, когда она увидела его в хранилище Дома Светлейших. Она была нужна рогу лишь для того, чтобы доставить его сюда, в дальнюю комнату Храма.
