— И вы опять начали вооружать крестьян и рабочих?
— Это было нужно для обороны города, и для их защиты.
— Они простолюдины!
— Прежде всего, они подданные Империи!
Спор между тайпэнами мгновенно привлек к себе внимание окружающих. Офицеры стражи и войсковых отрядов, десятники и многие солдаты не без интереса наблюдали за происходящим, прислушиваясь к разговору. Мао Фень, выбравшись из седла, встал чуть в стороне, глядя на эту сцену с легкой ухмылкой.
— Вам следовало бы все же начать думать, прежде чем делать то, за что императорский двор не будет очень уж вам благодарен, — процедил сквозь зубы Гьянь, бросив нелицеприятный взгляд на двух къёкецуки, замерших неподалеку.
— За свои поступки я сам отвечу перед Нефритовым троном, — совершенно искренне бросил Ли, вызвав на лице у Такаты горькую улыбку.
— Не сомневаюсь, заодно сможете сопроводить в столицу офицера Сэна и прихвостней Гженей, чтобы их могли судить полноценным судом за измену и неподчинение приказам.
— Офицер Сэн погиб, защищая город, — с трудом сдерживаясь, ответил дзи. — И люди дома Гжень помогали нам в этом не менее активно.
Странная ярость, до этого момента незнакомая Ли, начала медленно затоплять его сознание, поднимаясь огненными волнами откуда–то из глубины груди. Слова и манеры, и даже то, как мыслил и чем руководствовался Анто — все это вызывало у «Ханя» лишь одно чувство, и как ни странно, оно начинало ему нравиться.
— Вы отпустили арестантов?! — вскипел Гьянь.
— Глупо было бы тратить на них провизию, если бы они сидели просто в заточении. Ведь мне надо было экономить припасы, не так ли?
— Но это были мои пленники?! — едва не срываясь на крик, выдохнул потомок Нечхе–Орай.
— Как жаль, что большинство из них отдали свои жизни за Империю, — в который раз Ли поймал себя на мысли, что научился язвить в столь любимой манере командира Ногая.
— Вы, похоже, совсем потеряли остатки уважения к законам и древним традициям нашего государства, — шипел бледный Анто. — Такое самоуправство я не спущу с рук даже выходцу из рода Юэ. Происхождение может и позволяет вам многое, Хань, но не до такой степени, и вам придется отвечать за свою наглую самонадеянность.
— Уж не хотите ли вы обвинить и меня в предательстве, как и Сэна, вся измена которого состояла в несогласии с вашим преступным приказом?!
Еще полгода назад, Ли даже не смог бы себе представить, что окажется способен спорить с тайпэном Императора на повышенных тонах. Но с другой стороны, тот, кто стоял сейчас перед дзи, никак не подходил под тот светлый образ, который ему старательно внушали в стенах дзи–додзё.
— Так значит, по–вашему, воля императорского вассала подлежит обсуждению?!
— В зависимости от того, может ли этот вассал считаться разумным полководцем или всего лишь напыщенным индюком!
— Это оскорбление, Хань, — с угрозой процедил Анто.
— Хотите сатисфакции, Гьянь? — прищурившись, хмыкнул Ли.
Веселая радость окончательно затопила собой все его существо. Это было невозможно, невероятно и в высшей мере преступно, но именно сейчас за шаг до полного разоблачения и неминуемой смерти, Ли вдруг понял, что еще есть то, что он должен изменить, пока у него имеется такая возможность.
— Мне бы не хотелось продолжать этот разговор при всех, — явно начал сдавать позиции потомок Нечхе–Орай. — Быть может, если мы…
— Я сейчас вызову вас на бой, если вы не сделаете этого сами, а попробуете отказаться — покроете себя позором, — срываясь от злости, выпалил дзи, вплотную подступив к Гьяню. — У вас есть последний шанс сохранить лицо перед всеми.
— Личные мотивы не должны преобладать над нашим Долгом и Служением, — Анто ушел буквально в глухую оборону, нервно поглядывая сторонам.
Мао Фень, единственный, кто сейчас мог бы прийти к нему на помощь, лишь безразлично взирал на происходящее, даже не думая вмешиваться. Почему раззадорившийся было Анто так быстро пошел на попятную, дзи не знал, но его это и не особенно интересовало. Хотя возможно стоило задуматься над этим, и понять, что его противнику известно что–то, а чем знает пока лишь только он сам, да еще вероятно хитро щурившийся Фень.
— Тогда давай сделаем это не просто личным, — предложил Ли, по–прежнему пребывая в непонятной ему эйфории. — Я обвиняю вас в глупости, тайпэн Гьянь! В гордыне и надменности, недостойных слуги Императора! В предвзятости суждений в отношении поданных Империи! В нежелании любить свой народ и презрении к его бедам! Я обвиняю вас недостойным носить меч тайпэна и исполнять волю Избранника Неба!
Последние слова были произнесены достаточно громко, чтобы их услышали уже все собравшиеся вокруг. Ли не играл на публику, но призывал всех зрителей в свидетели своего обвинения, прекрасно осознавая дальнейшие последствия, и впервые в жизни не опасаясь их.
— Арестуйте его! — крикнул Анто, побледневший еще больше. — За такие слова ты ответишь перед нашим владыкой, Сяо! Но только перед ним!
Родовые воины Нечхе–Орай двинулись было вперед, но хищное шипение, раздавшееся за спиной у Ли, заметно поубавило их рвение. Кроме Такаты и Ёми с обнаженными клинками с этой стороны толпы уже стояли Удей, командир Ногай и несколько офицеров и десятников из городской стражи.
— Ведьмак! — озлоблено проорал Гьянь. — Мятежник! Бунтовщик! Предатель!
— Никому не двигаться, — спокойный голос Феня прозвучал как будто из какой–то другой реальности. — Не нужно делать глупостей, о которых все потом пожалеют. Пусть Сяо и Анто все решат сами, между собой, без лишней крови.
— Но это ведь личное! Его личное! — обернулся к Мао обескураженный Гьянь.
— Да! — перебил его Ли. — Это личное! Я лично ненавижу тебя, потомок славного полководца Нечхе! Ненавижу за то, кем ты стал и во что выродил свою семью! За то, что превратил титул тайпэна в циничную насмешку, позор для всех императорских вассалов, кто еще не забыл, в чем состоит их истинный долг — служба Империи! Империи, а не собственным безмерным амбициям!!!
Резко шагнув вперед, Ли выхватил из ножен меч, но его острие указывало не на Гьяня, уже тоже обнажившего оружие и принявшего защитную стойку, а на человека, стоявшего среди свиты тайпэна Анто.
— Но еще больше, я ненавижу тебя! За то, что ничего не сделал! За то, что забыл, чему тебя учили, и к чему готовили! Ты не мог говорить, но обязан был действовать, исподволь, незаметно, менять или хотя бы пытаться менять того, кто был тебе доверен. Но ты все забыл, согласившись на роль безмолвного и безымянного слуги. Ты забыл, что ты принадлежишь Императору, а не этому высокомерному выродку, и за это достоин не только ненависти, но и презрения!
