Ознакомительная версия.
За спиной жахнул мощный удар, в спину толкнул обжигающий ветер магической отдачи. Пыль и комья земли.
Быстрее!
Дальше!
Лишь изрядно отдалившись от долины, на мгновение остановившись на песчаном откосе, я осмелился оглянуться.
Трепещущее алое зарево стояло высоко в небе.
До самого заката мы не останавливались, и только лишь когда ярко-красный диск солнца коснулся краем далекого горизонта, я бросил поводья и осторожно спешился.
Узкая лощина, поросшая по склонам густыми кустами с ало-фиолетовой по осени листвой, как я понадеялся, укроет нас надежно. Под ногами звенел ручей, подсохшая трава тихо похрустывала под копытами утомленных элфлингов. Медленно темнело небо.
Расстелив плащ, я аккуратно пристроил на нем девочку и занялся свертками.
Будем знакомиться, госпожа, будем знакомиться.
Полночи прошло в заботах. К утру трое моих подопечных забылись наконец сном, а морок, наложенный на них пленителями, осыпался вместе с пеплом небольшого костра.
Женщина, дремлющая у огня, походила на статую из черного дерева. Тонкая, изящная, благородная. В длинных темных волосах мерцали золотистые искры, по отливающей синевой коже пробегала дрожь. Островатые уши, ногти, слишком похожие на когти, и что-то странное в чертах лица отчетливо говорили — нелюдь. Обманчиво простое длинное платье из плотного материала, измятое, обгорелое и растерзанное, все еще сохраняло налет достатка.
«В сознании, — решил я, — она была бы величественна».
Дети же, несмотря на светлую кожу, были очень на нее похожи. То же изящное, тонкокостное телосложение, коготки, немного неправильные очертания скул, широко поставленные раскосые глаза.
Дочери или племянницы?
Ну, если задуматься, есть ли для меня разница? Нет.
Пожав плечами, я завернулся в плащ и сел поближе к огню. Пламя тихо потрескивало, где-то в небе завывал ветер, гоняя по небу тучи. Пофыркивали кони. По ложбинке растекался аромат мяты, вскипевшей в небольшом котелке.
Хотелось спать, а еще тянуло куда-то за горизонт очень отчетливо.
Но как же бросишь беспомощных больных? Тем более детей?
Девочке, которую выдернул с поля, я плечо вправил и перебинтовал. У бедной даже слезы на глазах выступили, даром что она так и не очнулась. Вторая, чуть старше, была в порядке, только не просыпалась все еще. Я их укрыл, как смог, конечно, так что не мерзли мелкие.
В жизни для меня не было ничего хуже ожидания.
Когда на рассвете, залившем мир нежно-персиковой солнечной волной, женщина тихо что-то простонала, шевельнулась и раскрыла глаза, я облегченно выдохнул.
Пересев ближе, откинул покрывало, подхватил под голову, приподнял, поднося к пересохшим губам берестяной стакан с отваром.
— Тише, тише, — прошептал я, глядя в золотистые, с вертикальными зрачками, глаза. — Тише. Все хорошо. Дети живы.
И почувствовал, как обмякли напряженные мышцы под тонкой кожей. Выпоив весь чай, я уложил ее обратно.
— Ты кто? — прошептала женщина, едва шевеля губами.
Осторожно повернув голову, она посмотрела на девочек, мирно сопящих под попоной. Потом внимательный, все более ясный взгляд сместился ко мне.
— Лад, — криво улыбнувшись, представился я. — Бывший конюший боярина Тампы.
— Но что… произошло?
— Я не знаю. — Пожав плечами, аккуратно подложил пару веток в костерок.
Трепещущие языки пламени взвились в воздух оранжевыми остромордыми саламандрами, разгоняя сумрачную прохладу отступающей ночи.
Недоверчивый хмык.
Пожав плечами, я улыбнулся. И рассказал то, чему был свидетелем. И в чем участвовал.
Помнится мне, это был долгий разговор. Госпожа Ракита, ноэйли-изгнанница, никому не верила. Не поверила бы и мне, но куда деваться?
Впрочем, травница, а ноэйли по призванию оказалась именно травницей, быстро оправилась от телесной немощи, а с силой пришло и чутье. Нелюдь — она нелюдь и есть. И это не в укор происхождению.
Ракита и ее дети думали быстро, принимали решения стремительно и привязывались намертво.
Вот для того, чтобы признать меня самым лучшим, им хватило одного утра, долгого разговора, двух котелков чая и вороха трав, нашедшихся в моей сумке.
Я стал им другом. В один миг. Так странно! При всей их недоверчивости, при исходящих кровью свежих душевных ранах… Что во мне разглядели золотоглазые чужачки? А как с собой звали!
Но нам было не по пути, увы.
Так, отдав Раките элфлингов, Ивочке — случайно завалявшуюся атласную ленту, а Травинке, все баюкающей руку, — серебряную заколку, и проводил их в полдень.
Помню, стоял на краю лощины, а девочки долго, обернувшись, махали мне на прощанье.
Меня же ждала княжья дорога.
Каурый холощеный жеребец нервно гарцевал в пыли. Всадник в алом кафтане безуспешно пытался его успокоить, но тот, блестя в ярком свете серебристой гривой, все месил копытами землю. Утоптанная, она на каждое соприкосновение с подковами отзывалась отчетливым звоном.
Не выдержав раздражения, каурый мотнул головой и сорвался в галоп.
Спустив с плеча сумку, я шагнул с обочины на середину колеи. Дорога была пуста, только почти в полуверсте медленно, позвякивая колокольцами, пара волов тащила пестроверхий потрепанный фургон, торопясь попасть в город до заката. Поля по обочинам были скошены и пусты, а до слободы кожемяк, хотя запашок на ветру характерный ощущался, было еще далеко.
Мир словно застыл, пряный аромат ранней осени загустел, превращаясь в сладковатое смородиновое желе.
Рывок.
Вскинув руки, я повис на узде, едва не выворачивая плечи из суставов. Каурый протащил меня с полдюжины шагов, потом поник, пригибая голову к земле.
— Ну вот и все, малыш, тише… — пробормотал я, вставая и поглаживая коня по морде.
С трудом увернулся от сапога спешившегося мужчины. Тот грузно притопнул, не глядя на меня, перехватил поводья. Что-то неразборчиво прорычал про паршивую невыезженную тварь.
Свистнул расчехленный кнут.
Перехватив руку, я не дал плети коснуться лощеной шкуры.
Тяжелый взгляд прирожденного властителя всех окрестных земель, князя, пригвоздил меня к земле, но, склонив голову и удерживая в захвате конец хлыста, я сказал спокойно, уверенно:
— Не стоит огульно обвинять и наказывать ни в чем не повинного.
Терпеть не могу, когда за грехи человеческие страдает благородное животное.
— Наглец, — протянул почти ласково всадник. — Сам плети захотел? Не посмотрю, что…
Проведя ладонью по шее, я осторожно перебрал гриву, скользнул пальцами под попону, нагнувшись, ослабил подпруги. Еще раз скользнул рукой по потному хребту.
Ознакомительная версия.
