Оставив внизу следовавший за ними народ, четверо стали подниматься по лестнице. Царевна смотрела на стражников безо всякого страха. Никто не только не преградил ей дороги, но даже и не окликнул. Слишком уверенно, истинно по-царски держалась Эфрит, да и охрана толком не знала, кому теперь подчиняться. Они уже подходили к приоткрытым дверям, когда навстречу поспешил некто в жреческом облачении.
– О, царевна, наконец-то!.. – Это был тот самый жрец, рослый, пузатый, которого Конан видел в Царском Чертоге. Узнав его, киммериец отнюдь не проникся к нему доверием. – Никто не знал, что сталось с Вашим Высочеством... Мы так страшились... Позволь же скорее проводить тебя, моя царевна, пред лицо Высшего Совета! Я вижу, подданные явились тебя приветствовать... – Он посмотрел на внушительных размеров толпу. – Слава Эллаэлю, настал судьбоносный день для нашей страны! Ты можешь оставить свою охрану здесь, ибо, право же, более тебе ничто не грозит... – И он, елейно улыбаясь, подобострастно простер руки к Эфрит, умудряясь одновременно излучать неприятие по отношению к Конану, Исайабу и Азрафелю.
– Ваше священство, – сказала царевна, – эти люди спасли мне жизнь и до сих пор преданнейшим образом меня охраняли. Я желаю, чтобы они остались при мне.
Она взяла жреца за руки, не дав заключить себя в объятия, и повлекла его с собой во дворец. Там внутри опять-таки прохлаждались воины. При виде вошедших они подозрительно вскинули головы. Царевна, не задерживаясь, направилась к следующим дверям.
Миновав коридор, Конан оказался в обширном помещении. Он сразу узнал громадный чертог, в котором он когда-то впервые увидел царское семейство и для забавы придворных сразился с Хада Хуфи, заклинателем змей. Теперь вместо стражников в зале толпились священники и царедворцы, осунувшиеся, растрепанные, многие – в перепачканных церемониальных одеждах. Эти одежды надевали ради торжественных похорон, а пришлось в них убегать и сражаться. Одни придворные сидели, другие стояли, а посередине виднелся мягкий диван. На диване, в позе, которая больше подошла бы его царственному отцу, развалился мальчишка Иблис.
При виде своей единокровной сестры юный царевич поднял голову, и на лице его отразилось удивление, смешанное с явным неудовольствием. Вельможи выказали гораздо больше радости и теплоты. Все поднялись и двинулись навстречу Эфрит, почтительно кланяясь. В раздававшихся приветствиях смешивались самые разные оттенки чувств – от глубокого облегчения до осторожной расчетливости. Кто-то опасливо косился на троих ее телохранителей.
Не менее полудюжины сановников тотчас насели на нее с разговорами о судьбах государства. Разговоры были далеко не пустыми. Конан вскорости понял, что по крайней мере жречество видело в ней правительницу, способную быстро упорядочить деятельность городских властей и предотвратить возможные усобицы в городе. По крайней мере до тех пор, пока не достигнет совершеннолетия наследник мужского пола.
То, как отвечала им Эфрит, произвело на Конана немалое впечатление. Она держалась естественно и спокойно и очень разумно рассуждала о вещах немалой государственной важности. На ее щеках играл тот же счастливый румянец, что Конану довелось узреть рано утром, когда они были наедине. Киммериец от природы был далеко не простаком и видел, что иные придворные пытались задурить голову молодой девушке и склонить ее к неверным решениям, чреватым опасными последствиями. Несколько раз он был готов поспешить ей на выручку, но юная царевна снова и снова оказывалась не по зубам матерым, опытным интриганам. Конан понял, что она отлично справится без посторонней подмоги, и успокоился за нее.
Из всех находившихся в зале один только Иблис, покинутый блистательным окружением, выглядел недовольным. Наконец и он слез с дивана и подошел к беседующим вельможам. При этом он прятал руки под полами щегольского, расшитого стеклярусом плаща.
Азрафель, тоже внимательно наблюдавший за ходом дворцовых переговоров, тихо сказал Конану:
– Похоже, царевну возведут на трон еще до полудня, а все благодаря нам! Странно, правда? Вот уж никогда не думал, что окажусь в фаворе у этого Правящего Дома...
– Точно, Конан, – весело вставил Исайаб. – Маленькое приключение все-таки оказалось не таким опасным и трудным, как ты ожидал!
– Конан!.. – Царевич Иблис выкрикнул это имя так, что придворные разом умолкли. – Вот он, стигийский подсыл, убийца моего батюшки! Да как ты посмел явиться сюда!..
Все глаза обратились на киммерийца, и тот на мгновение растерялся. А мальчишка еще и бросился на него, выхватывая из-под плаща длинный кривой кинжал.
Киммерийцу не составило большого труда увернуться от яростного наскока. Исайаб оказался не так ловок: царевич полоснул его по руке, тянувшейся к рукояти меча. Иблис же вновь повернулся к Конану и еще раз остервенело бросился на него.
Конан так и не стал извлекать оружия. Он просто стукнул мальчишку кулаком по вооруженной руке. Его движение было настолько быстрым, что никто не успел уследить. Кинжал вылетел у Иблиса из ладони, задел его по голове и откатился прочь по полу.
Царевич ощупал свое ухо и обнаружил, что оно было порезано. Он поднес к лицу окровавленную руку и завизжал так, словно с него кожу сдирали. Придворные поспешили к нему – утешить наследника, а заодно приструнить. Только Эфрит осмелилась подойти к Конану и его товарищам, ругавшимся на чем свет стоит. Она крепко сжала руку киммерийца.
– Конан, послушай меня, – сказала она. – Тебе лучше уйти.
Он угрюмо кивнул:
– Это верно, лучше мне здесь не отсвечивать, пока все не уляжется. Хорошо еще, что никто особо не пострадал... Орет он, как резаный, но получил только царапину.
– Ты не понимаешь, – настойчиво проговорила царевна, и он заметил, что она сильно побледнела. – Кинжал отравлен. Это Нитокар намазала его ядом и вручила своему отпрыску! Иблис теперь, скорее всего, умрет... и, боюсь, твой друг – тоже... – Она посмотрела на Исайаба, который стоял с бескровным лицом и зажимал рану ладонью. – И тогда придворные потребуют твоей головы за убийство мальчишки...
Конан поймал себя на том, что уже прислушивается к шагам стражи за дверью. Он спросил:
– А ты как же, Эфрит?
– Я справлюсь, – сказала она. – Не страшись за меня: теперь у них нет других наследников, одна я. Но ты... – Хрупкие ручки царевны ухватили его за плечи, и девушка попыталась развернуть его к двери. – Беги, пока это еще возможно!.. – Эфрит со страхом оглянулась через плечо и добавила, понизив голос: – Когда я взойду на трон, я постараюсь оградить твоих друзей. Но тебе, Конан, жизни в Абеддрахе не будет... Беги же... беги, любовь моя!
