Тарантио и Дуводас вышли в коридор и молча спустились по лестнице на нижний этаж. Перед ними была дверь во двор. На полу в коридоре валялись убитые монахи; Тарантио мельком отметил, что все они были глубокими стариками.
— Что теперь? — шепотом спросил Дуводас.
— А теперь, — ответил Тарантио, — подождем.
Никогда еще в своей недолгой жизни Сарино не применял еще такой силы, какую он вложил сейчас во все пять уровней Авеи. Стеклянные бутылки, поглощавшие ток его мощных чар, нагрелись и мелко дрожали. Взяв в руки последнюю бутылку, Сарино невольно увидел в стекле отражение его уродства — безволосая, покрытая шрамами голова, пустая глазница, оплывшая, словно воск, левая половина лица.
— Воплощенное зло, — пробормотал он вслух.
Зло. Это слово хлестнуло Сарино, точно плеть.
Неужели он, Сарино, — зло? А дароты — зло? Интересная мысль. Были люди — по большей части священники, — которые верили, что зло абсолютно. В их понимании зло разливалось в воздухе, касаясь каждого человека, порождая в сердцах и умах зерна похоти, ненависти, алчности. Иные — как и сам Сарино — полагали, что зло относительно. То, что может быть злом с точки зрения одного человека, другой может счесть добром. Многое зависит от нравственных правил и законов, которые управляют тем или иным сообществом людей. Какие нравственные правила нарушили дароты? С их точки зрения, пожалуй, что никакие. Так можно ли сказать, что дароты — зло?
Сарино хихикнул. Ничего не скажешь — нашел время философствовать! Одно он знал наверняка — что сам нарушил нравственные законы своего сообщества. Он убил женщину, которая любила его, допустил гибель своих подданных, предал свои земли во власть немыслимого ужаса. На миг сердце Сарино сжалось от безмерной грусти, ощущения потери, которую возместить невозможно. Дуводас говорил об искуплении… но есть проступки, которых искупить нельзя.
Устало поднявшись, Сарино обыскал кладовую и наконец нашел небольшую стопку пустых мешков. От мотка тонкой веревки он отрезал ножом кусок фута в четыре длиной. Сделав два разреза в горловине мешка, Сарино привязал к нему веревку. Потом положил в мешок все шесть бутылок, повесил его на плечо и стал ждать. Бутылки в мешке едва слышно позвякивали.
Тарантио спросил, хочет ли он умереть. Да, безмолвно ответил ему сейчас Сарино. Безусловно — да. Он не знал сейчас высшего блаженства, чем кануть в небытие.
Едва переставляя ноги, Сарино вышел из кладовой и побрел по длинному коридору. Миновав череду комнат, он наконец вышел к узкой лестнице. В последний раз Сарино был здесь десять лет назад, когда самолично доставил в монастырь свои богатые дары. Тогда он долго бродил по монастырскому дому, дивясь тому, как искусно выстроен этот гигантский лабиринт. Главный зал, где скорее всего пируют сейчас дароты, располагается на нижнем этаже, но над ним идет галерея. Сарино напряженно вспоминал свой визит десятилетней давности. Куда же ему идти сейчас? Спустившись по лестнице, он свернул налево, прошел через просторную библиотеку и по пути выглянул из окна — уточнить, на верном ли он пути. Да, теперь он точно знает, что не ошибся. Преодолев еще два лестничных пролета и пройдя по другому коридору, он остановился у последней двери. Сделав глубокий вдох, Сарино осторожно открыл дверь и выскользнул на галерею. Вокруг потолочных балок вился удушливый дым, в ноздри Сарино ударил тошнотворно-сладкий запах жарящейся плоти. Заглянув через перила, он увидел внизу даротов. Они выломали из каменного пола плиты и огородили ими аккуратно обустроенное кострище. Над раскаленными углями вращался вертел, на который было нанизано человеческое тело. По всему полу были разбросаны окровавленные кости. Большинство даротов, усевшись подальше от огня, молча насыщались — лишь двое часовых, стоя у открытой двери, не сводили глаз с монастырских ворот.
Сарино запустил руку в мешок и вынул одну из бутылок. Затем он шагнул к самым перилам, чтобы его могли увидеть снизу.
— Я все спрашиваю себя, — проговорил он громко, — можно ли считать даротов — злом? Как по-вашему, вы — зло?
Жар и боль обрушились на его разум, и Сарино пошатнулся. Он полагал, что готов к телепатическому удару, но все произошло так быстро, что Сарино не успел отбить этот удар. Спохватившись, он сотворил защитное заклятие, и по его сознанию словно заструилась прохладная вода.
— Неужели ни у кого из вас не хватит ума мне ответить? — с вызовом крикнул он.
— Мы пришли за тобой, Сарино, — отозвался низкий гортанный голос. Сарино не сразу сумел разобрать, кто именно с ним говорит.
— И нашли меня. Теперь ответьте на вопрос: вы — зло? Два дарота, сторожившие у двери, вошли в зал. Сарино окинул даротов внимательным взглядом — недостает еще двоих. Рослый даротский воин приблизился к галерее, старательно огибая кострище.
— Это слово, человек, для нас ничего не значит. Мы — дароты. Мы — одно. Только это и важно под звездами. Выживание — высшая цель. Все, что помогает нам выжить и продолжаться, — добро. Все, что угрожает этому, — зло.
— Чем же угрожали вам олторы? Я-то думал, что они спасли вас.
— Они не желали дать нам землю. Они закрыли врата в наш родной мир.
— А эльдеры?
— Мы и они не могли существовать вместе, — ответил дарот. — У эльдеров слишком сильная магия. Они могли…помешать вам.
— Ах вот как! — выкрикнул Сарино. — Значит, вами движет страх?
— Мы никого не боимся! — взревел дарот.
Дверь на галерею распахнулась, и в проеме возник рослый даротский воин. Круто развернувшись, Сарино метнул в него бутылку, которую держал в руке. Бутылка ударилась о могучую грудь дарота — и взорвалась. Полыхнул огонь, тотчас охватив голову дарота, и тот пронзительно завизжал. Пламя жадно пожирало его, вокруг заклубился черный дым. Дарот пошатнулся, ударился спиной о дверь, затем рухнул на колени, весь пылая, точно живой факел. Пламя обрело голубоватый оттенок, жар стал нестерпимым. Выхватив из мешка вторую бутылку, Сарино метнулся к другой двери. Едва она распахнулась, он швырнул бутылку в дарота — но промахнулся. Бутылка разбилась о стену, никому не причинив вреда. Тогда Сарино проворно перебрался через перила галереи и перескочил на уступ деревянной колонны — десять таких колонн подпирали свод зала.
— Вы боитесь смерти! — кричал он. — Вашей жизнью правит страх! Вот почему вы ни с кем не можете ужиться! Высчитаете, что все другие народы такие же злобные себялюбцы, как вы сами. И на сей раз вы не ошиблись! Мы уничтожим вас! Мы загоним вас в западню и сотрем ваше чудовищное племя с лица земли!
На галерею выбежали еще три дарота. Сарино метнул в них бутылку, но они проворно пригнулись, и эта бутылка тоже разбилась, никому не причинив вреда. С высоты колонны Сарино видел, как Тарантио и Дуводас что есть силы мчатся по двору к воротам.
