— Поровну, так поровну. Значит, завтра все решит грубая сила. Приказывай отступать, — с этими словами Китарион вскочил на коня и первым отправился назад, изучать поле грядущего сражения.
Позиция оказалась просто замечательной — ровный луг слева и спереди, и маленький, но густой лес справа. Лучше было бы только найти холмик, но нельзя же требовать всего сразу?
Китарион с энтузиазмом принялся готовиться к сражению: отправил часть солдат на рубку древесины для частокола, которым собирался огородить лагерь, выставил усиленные караулы, отправил во все стороны небольшие отряды конных разведчиков и оторвал нескольких некромантов от Кштиритион, заставив изучать окрестности с высоты птичьего полета. Наконец, перед самым сном приказал выдать бойцам двойные порции пищи и вина, а также лично посетил немногочисленных больных и раненых.
Занятый этими делами он и не заметил, как землю укрыла ночь. Стоило отдохнуть, но сна не было ни в одном глазу — не прошло и часа, как вражеские передовые разъезды обнаружили имперцев и теперь кольценосец гадал, стоит ли ожидать ночную атаку, или же нет. Конные разведчики врагов не лезли на рожон — едва заметив лагерь, они развернулись и поскакали прочь, предупреждать своих, а те, вроде бы, остановились, но это еще ничего не значило. Поэтому капитан маялся, бродя по лагерю.
Сейчас он нашел себе место возле солдатского костра, слушая краем уха болтовню гвардейцев и провожая глазами снопы искр, то и дело взлетающих вверх над жадными языками пламени.
Это был его первое серьезное испытание и Китарион боялся провала. В прошлом году все было легче — они наскакивали, били и отступали. От него, по большому счету, мало что зависело — император лично следил за смертельным танцем, который плясали гвардейцы с котами. Он все время был рядом, подсказывал, помогал. Сейчас же кольценосец оказался предоставлен самому себе, более того, любая его ошибка могла привести к краху, провалу всего плана, что не прибавляло особой уверенности.
Китарион многое бы отдал за то, чтобы владыка оказался рядом, подбодрил, указал на ошибки… Но того не было, а значит, он будет справляться самостоятельно. И не подведет Властелина!
Черным нетопырем из тени вышел все такой же радостный Кштиритион. Хотя нет, сейчас язвительный маг, кажется, превзошел самого себя по степени самодовольства.
— Не спится? — вместо приветствия спросил он, присаживаясь рядом.
Пространство вокруг костра моментально опустело, что вызвало у некроманта новую порцию усмешек, которые Китарион решил попросту игнорировать.
— Не очень.
— А я, пожалуй, и вздремнул бы, но не выйдет. До утра нужно запытать еще десяток человек.
Он произнес эти слова столь жизнерадостно, что даже у Китариона, не испытывающего ни малейшей жалости к марейнийцам, волосы встали дыбом.
— Смотри, не войди во вкус, а то потом начнешь мучить людей ради удовольствия.
— Ага, и заведу себе башню из черепов.
— А по праздникам будешь устраивать кровавые оргии и есть младенцев.
Мужчины рассмеялись.
«А ведь он тоже волнуется!» — внезапно понял гвардеец и от осознания этой простой истины все его напряжение и нервозность куда-то улетучились, будто их и не было. То, что страшные некроманты, оказывается, тоже могут чего-то бояться, как ни странно, успокаивало лучше глотка крепкой медовухи.
— Скажи, Кштиритион, справитесь завтра с их магами?
— Должны. Для этого сегодня мне и приходится пускать кровь — жертвы одарят верных Матери своей жизненной силой. А ты, сдюжишь, капитан? Впервые же будем воевать по-новому.
— Да, — столь же уверенно ответил ему Китарион. Все его страхи теперь отправились глубоко на дно сознания, где им было самое место. — Мы с владыкой десятки раз отрабатывали порядок действий.
— И это принесло свои плоды в Саргилии, но сумеешь ли ты повторить его?
— Можешь не беспокоиться, завтра и мертвые, и живые сделают все, что должны. Победа будет нашей.
— Верю, — некромант зевнул, прикрыв рот ладонью. — Я слышал, что ты собираешься воевать в поле. Не лучше ли остаться за частоколом?
— Нет, — возразил кольценосец. — Тогда мы не сумеем в полной мере воспользоваться преимуществами изобретённого владыкой строя. К тому же нам нужно заставить марейнийцев напасть без раздумий и долгой подготовки, армия вне укреплений, готовая к бою, подойдет в качестве приманки лучше всего.
— А если у Ниргашта хватит ума не лезть?
Китарион поднял голову от костра, а его пальцы сжались. Он ждал этого вопроса и боялся его, но не потому, что сказать на сей счет было нечего. Наоборот, ответ был, и это него становилось муторно на душе.
— Тогда начинайте убивать детей. Это его расшевелит.
— А мне будет позволено пить их кровь?
— Хватит ерничать! — Рассердился капитан, которого одна только мысль о грядущем массовом детоубийстве приводила в трепет. — Скажи лучше, удалось ли обнаружить что-нибудь новое?
— Ничего. Враги собираются брать нас в клещи. Одна колона пойдет через лес, другая по лугу, основная масса ударит в лоб. На взгляд во фланговых отрядах по три-пять тысяч человек, конницы многовато, правда, ну да у них три четверти армии на конях.
— Ничего удивительного — у них раньше орки под боком жили, все-таки. Еще в имперские времена они приводили почти половину имперской конницы и в бою не сильно уступали рыцарям Лиги. — Это было чистой правдой. Жители Марейнии, вечные соседи орков и верные подданные Черных Властелинов первыми отказались от традиционного орочьего стиля борьбы, и перешли к тактике таранного удара. Прочим имперцам понадобилась не одна проигранная война, чтобы осознать правильность подобного шага. — Про союзников ничего не слышно?
— Нет. Это меня и настораживает.
— Владыка четко говорил, что они придут к нам на помощь, когда разразится главное сражение за Марейнию, а значит, так и будет. Отряди завтра пару некромантов, пускай обследуют окрестности и обо всех странностях сообщают лично мне.
— Сделаю — нехотя подчинился Кштиритион, — хотя мне не нравится отрывать магов, которых и так не хватает, по пустякам.
— Владыка Паштион тоже так считал.
Этот довод подействовал, но труповод все равно горестно вздохнул и выглядел недовольным.
— Ничего, — утешил его капитан. — Вот выиграем летнюю кампанию, получим пару годков передышки, понатаскаем молодняк. Глядишь, будешь сотней некромантов командовать и миллионом мертвецов.
Некромант криво ухмыльнулся.
— Знаешь, — произнес он вдруг, — а ведь я мог остаться.
— Что? — не понял кольценосец.
— У меня был выбор. Я же говорил, что закончил исиринатийскую Академию в пятерке лучших. — Он бросил короткий взгляд на Китариона. — Не веришь, наверное.
— Что ты, конечно, верю, у худших такого самомнения не бывает.
Маг пропустил колкость мимо ушей.
— А знаешь, почему я вернулся?
— Костлявого испугался?
— Что ты, я тогда еще ничего не знал про верховного. Владыка рассказал правду только тогда, когда я получил диплом Академии и тут же предложил выбор.
— И ты добровольно замуровал себя под землей.
— Да.
— Должно быть, — медленно произнес Китарион, — причина была действительно уважительной.
— Ага, наверное, — весело согласился Кштиритион. — Мои родители служили Матери. Старшая сестра тоже. Их зарезали прямо на моих глаза. И меня бы прикончили, да только вот сердобольный орденец в последний миг сжалился, сказал, что и из дурного семени может произрасти красивый цветок. — Некромант хмыкнул. — Цветочек, и правда, произрос и теперь очень хочет отплатить добрым садоводам той же монетой.
Он поднялся и махнул рукой остолбеневшему Китариону.
— Ладно, капитан, оставляю тебя одного. Не проспи битву.
Капитан остался один, пытаясь понять, чем же это он вызвал такую откровенность.
Под утро, наконец, усталость взяла свое, и кольценосец погрузился в тяжелый муторный сон, в котором мелькали сожженные города, истекающие кровью дети, и хохочущий Кштиритион, разбрызгивающий во все стороны жидкого, пульсирующего и переливающегося всеми цветами радуги огня.
