Я никогда не бывала в этой части города, по крайней мере одна, вот так, пешком. Направляясь в Тилер, мы здесь часто проезжали, но приводить сюда ребенка не полагалось. Тогда я не понимала почему, но теперь, повзрослев, побывав в шкуре наркоманки и шлюхи, с первого взгляда вижу множество тому причин. Несколько кварталов подряд все прохожие делятся на грязных наркоманов, потрепанных проституток и крутых парней, щеголяющих татуировками, как мужчины в центре города щеголяют дорогим одеколоном. Про себя я невольно повторяю благодарственные молитвы тому, кто – или что – помогло мне встретиться с Лу и заставило его увести меня с улицы.
Здесь у всех одинаково дикий вид – у белых, черных, индейцев. В этой части города существует только одно различие между людьми: у одних есть деньги, у других – нет. Мы – чужаки, и с первого взгляда видно, что взять с нас нечего, но я все-таки жалею про себя, что мы не остались на первой автобусной остановке, а решили пройтись до автостанции. Нет, к нам никто не пристает, но угроза висит в воздухе, смешиваясь с царящими здесь отчаянием и безнадежностью.
Я всем сердцем желаю нам стать невидимками, не привлекать внимания, и некоторое время это срабатывает. Но потом какой-то парень отлепляется от стены бара, которую он подпирал вместе с компанией приятелей, и направляется к нам. Сердце у меня обрывается. Первое впечатление: в ширину он не меньше, чем в высоту. Футболка чуть не лопается от выпирающих мускулов, руки сплошь покрыты наколками. Темные непроницаемые глаза, прилизанные черные волосы и джинсы в жирных пятнах.
– Рэй, крошка, – говорит он, – а болтали, ты слиняла из города. – Но тут его взгляд опускается на мою грудь, возвращается к лицу. – Ты не Рэйлин!
– Я… я ее сестра, – выговариваю я, догадываясь, что Рэйлин природа одарила пощедрее, чем меня.
– Да ты чё? Я и не знал, что у нее сеструха есть.
– Джиллиан Мэй, – говорю я, но руки не протягиваю.
Он косится на Джорди, потом снова переводит взгляд на меня. Выдергивает пачку сигарет, заткнутую за рукав футболки на плече, и вытряхивает одну сигарету. Мы с Джорди дружно отказываемся от предложенного угощения.
– Говоришь, она уехала из города? – спрашиваю я.
Он кивает, закуривая сигарету. Я замечаю у него на тыльной стороне руки тюремные наколки: примитивные, самодельные – не то что на предплечьях, – те явно сделаны профессионалом. На правой – логотип фирмы «Харлей», на левой – голая женщина. Выше локтя есть еще, но они скрываются под рукавами, и мне их не разобрать.
– Сама она мне не говорила, – отвечает парень, – но слушок ходил. Они, мол, с Рози собрались поискать, где покруче.
– А куда уехали, не знаешь?
Он чуть прищуривается.
– Мы же родня, – напоминаю я. – Я с ней не виделась много лет, вот и решила найти ее.
– Где была-то? – спрашивает он.
После мгновенной заминки я вхожу в роль.
– Холсворт, – говорю я. В Холсворте расположена ближайшая к Ньюфорду женская тюрьма. – Всего пара недель, как вышла. Заловила неправильного копа.
На Джорди я даже не гляжу, но рассчитываю, что он догадается подыграть мне.
– Правильных копов не бывает, – говорит наш новый знакомый.
– Теперь-то я это знаю!
Он хохочет:
– Еще бы не знать. Про Дэла слыхала?
– Дэл мне брат, – говорю я, – но в любимчиках не числится.
– Да уж, поганый тип, без вопросов. Мы с ним раз-другой перекинулись словцом. Так не делают, как он с той малышкой, – оставил подыхать в канаве.
– Для Дэла ничего удивительного.
– Да уж, этот что ни выкинет, никто не удивится.
Я киваю:
– Стало быть, не знаешь, где теперь Рэйлин?
Затянувшись, он качает головой:
– Отправилась искать фарта.
– Но она была в порядке? – спрашиваю я. – Выглядела хорошо?
Он хохочет:
– Выглядела твоя сеструха всегда что надо. Правда, она держит свое при себе. Не то что Рози. Вот та веселая девка…
Он сбивается, чуточку смутившись направлением, которое принял разговор, а я даже не могу вспомнить, кто такая эта Рози. Семья Миллеров, помнится, жила чуть дальше по Старой фермерской, но у них, кажется, были одни мальчики.
– Ты за сестренку не волнуйся, – говорит он. – Она о себе позаботится.
– Ну, если увидишь ее…
– Скажу, что ты заглядывала.
Я киваю:
– Спасибо.
– Тебе, может, надо чего? – спрашивает он. – Я-то знаю, каково выйти на волю, когда ты никому не нужен.
– Со мной все в порядке, – говорю я и отхожу, но тут же останавливаюсь и спрашиваю: – Как тебя зовут?
– Фрэнки, – отвечает он. – Фрэнки Беннет.
– Спасибо, что поболтал со мной, Фрэнки, – говорю я.
Потом беру Джорди за руку, и мы идем дальше.
– Удачи тебе, Джиллиан Мэй! – кричит мне вслед Фрэнки.
И мне снова становится спокойно. Я оборачиваюсь, улыбаюсь ему и машу рукой, но мы не останавливаемся.
– И как это все понимать? – спрашивает Джорди, когда Фрэнки уже не может нас слышать.
Я пожимаю плечами. Мы переходим шоссе, отделяющее Шатай от настоящего Тисона, и тот мир остается за спиной. Бары, наркоманы, шлюхи… За ними – Стоксвиль. Еще дальше – Козлиный Рай, где я росла. Или, вернее сказать, существовала несколько лет. Думаю, по-настоящему я начала взрослеть только после того, как Лу меня подобрал.
– Я просто хотела, чтоб он считал меня за свою, – объясняю я Джорди. – Видно же, что парень отсидел срок. Вот я и решила, что он будет дружелюбнее, если решит, что я тоже сидела.
– Но Холсворт?..
– Малость преувеличила. Приют не многим лучше тюрьмы.
– Но в тюрьме-то ты не бывала?
– Зато побывала в других местах, где лучше бы не бывать.
– Ты не одобряешь тюрем? Знаешь, если виноват, должен платить и все такое?
Наверно, он сейчас думает про своего брата Пэдди.
– Не в том дело, – говорю я, – просто в тюрьмах много людей, которые не заслуживают этого, а на свободе слишком много таких, кого надо запереть и ключи потерять. Как-то это неправильно.
Джорди кивает:
– Хотя Пэдди не ангел, это уж точно.
– Думаешь, тюрьма его исправит?
– Хорошо бы, – говорит Джорди, – да что-то не верится.
Я ничем не могу облегчить боль, которую вижу в его глазах, и просто пожимаю ему руку.
– Давай найдем автостанцию, – говорю я.
Он кивает:
– Похоже, мы только время зря потратили.
Я думаю, какого друга нашла в нем, и мотаю головой.
– Вовсе не зря, – говорю я ему. – Совсем даже не зря.
Тисон, апрель 1999-го
Пожалуй, мы с Рози малость пообтесались со времен голоногого детства в Тисоне. Язычки у нас по-прежнему не сахар, и спуску никому не дадим, но, можно сказать, мы чуток помягчели. Кой-чего в жизни повидали, скажете, нет? И вот в апреле 99-го мы вернулись домой, как пара фальшивых медяков к хозяину.
