Ознакомительная версия.
Острая стрела торчала четко между епископом и Марком. Полметра вправо — и она бы угодила епископу в грудь, полметра влево — и она бы сразила Седьмого миротворца.
— Нет, не даймоны, — сохраняя видимое спокойствие, произнес Харис. — Это человек.
Хранительница глянула вокруг, прищурившись.
— Мастер своего дела. Стрелял из леса, а это больше полета обычной стрелы.
— Невозможно! — заявил Харис. — Это самострельная стрела, а самострелы так далеко не стреляют.
— Он мог усилить стрелу магией ветра.
— Был бы мастером, то кто-то из нас уже бы встретился с вечностью, — сказал епископ, единственный из всех, кто совершенно не тревожился.
— И… и кто это может быть? — рассеянно произнес Марк, думая, то о стреле, то о глупой ссоре с епископом.
— Это предупреждение! — решила хранительница.
— Или чья-то шутка, — подметил епископ, не разделяя ее тревоги.
— Челюсть сверну за такие шутки! — прорычал Харис.
— Так чего же ты стоишь? Беги, лови его! — едко подстегнула Флоя, видимо, успокоенная тоном епископа.
— В любом случае надо уходить отсюда, — промолвил епископ. Он не озирался по сторонам, как видно, будучи уверенным, что покушение сейчас не повторится. — Наше присутствие в Зеленой идиллии уже замечено.
* * *
Дом служителя Иалема находился неподалеку от таверны на окраине поселка, всего в нескольких шагах от дремучего леса, называемого здесь Лунным. Хозяин, по-видимому, имел трудности с деньгами, поскольку его жилье пребывало не в лучшем виде: стены, сплетенные из гибких ветвей, были обшарпаны, будто их постоянно царапали дикие коты, а с крыши свисали лохмотья кровельного покрытия из сухого мха. Нуждалась в ремонте и печная труба, жалобно покосившаяся к краю крыши.
Служитель Иалем был круглолицым пожилым человеком, с большой плешью на голове. Как и епископ Ортос, он постоянно носил длинные одежды священника, всегда сохраняя на лице невеселую, но добродушную улыбку. Молчаливый, неразговорчивый, он особенно избегал разговоров о Падшем городе. Подолгу с ним можно было говорить только о его здоровье и об абстрактных понятиях добра и зла.
Марка поселили в гостиной, предоставив твердую дощатую кровать. Старые доски скрипели и неприятно напрягали спинные мышцы, но ему было все равно. За время похода он стал совершенно неприхотливым. Епископ все справлялся о здоровье Иалема, и тот охотно отвечал, находя интересной эту тему.
Флоя, собрав у леса несколько букетиков цветов и, разместив их в глиняных кувшинчиках, скрасила неухоженный вид гостиной. Хозяин отреагировал доброй улыбкой.
— Вы любите цветы, почтенный Иалем? — осведомилась Флоя с зажатым в руке кувшинчиком, полным ярко-синих полевых цветов. — Я видела ваш цветник за домом. Прелесть!
— Да, цветы помогают не замечать одиночества, — глубокомысленно ответил хозяин, польщенный вниманием юной девушки.
— Ой, а вы одиноки? У вас нет семьи? А где ваша жена? Вы никогда не были женаты?
— Флория! — нахмурил брови епископ.
— О, все славно, брат мой, — проговорил хозяин. Его улыбка стала уныло-разочарованной. — Просто есть вещи, о которых говорить рано. Всему свое время.
Он сказал Харису, чтобы тот отвел коня в стойло, взял вещевой мешок епископа и понес на второй этаж, по лестнице, из которой вот-вот должны была посыпаться труха.
— Никогда не задавай глупых вопросов людям, испившим немало горя! — сердито упрекнул Флою епископ и поучительно поднял палец перед ее недоуменным лицом. — И другим людям тоже не задавай…
— А что тут такого? — как всегда возмутилась Флоя.
— У каждого человека есть свои сокровенные тайны, о которых не нужно знать никому другому.
— Я всего лишь спросила о семье…
— У него нет семьи… больше нет. Теперь его семья — храм… гм, я очень много сказал.
Проворчав какие-то поучительные слова, понятные лишь ему самому, епископ удалился следом за неразговорчивым служителем.
— Я не понимаю, как можно быть таким замкнутым в себе! — пожав плечами, высказалась Флоя, оставшись наедине с Марком.
— Ну не всем же быть такими говорливыми! — отозвался со своего ложа Марк. — Зато у тебя, когда появляется тайна, о ней сразу узнает вся округа.
— Не могу же я держать в себе все, что меня тревожит! Иначе я просто лопну.
— А многие люди, наоборот, не могут высказывать свои переживания, — сказал Марк, думая совсем о другом. Что его сейчас тревожило, так это неизвестный стрелок, пустивший в него стрелу. — Это делает их душу уязвимой. Особенно, если в ней живет боль.
Флоя вдруг стала непривычно серьезной. Ее губы сложились в трубочку, а озорные блестящие глазки сощурились, как при обдумывании важного вопроса.
— Заглушая в себе боль, мы делаем ее сильной в будущем. Лучше вылить ее сразу и избавить себя от лишних страданий.
— Мудрая мысль! — согласился Марк, поднимаясь. Он желал поскорей остаться один на один со своими мыслями. — Да только многие люди любят страдания. Им нравится, когда их жалеют.
Марк вышел во двор.
Здесь приятно обдувало вечерней прохладой, ветер доносил чудные запахи душистых садов. В саду служителя Иалема помимо яблонь росли маленькие гранатовые деревца с прямыми стволами и многочисленными отростками, красноватою корою, продолговатыми блестящими листьями. На ветках висели созревшие плоды с большими, похожими на звезды ярко-красными цветами, не имеющими запаха. Марк подобрал с травы упавший плод. Он был покрыт твердой красной кожурой, а при разломе оказалось, что он вполне созрел: множество сочных красных зерен оказались весьма неплохими на вкус.
Из памяти не уходила стрела с черной ленточкой. Покушение? Предупреждение? Намек? Кто это мог быть? Посланник черной колдуньи Амарты, однажды покушавшейся на его жизнь? Но в прошлый раз она это сделала открыто. Она желала видеть его предсмертный взгляд, об этом ясно говорили ее глаза, преисполненные глубоко личной ненавистью. Так зачем же ей наемник? С ее-то смертельным искусством черной магии! Яннес? А ему зачем? Он и так победил Седьмого миротворца на Светлой арене. Да и не таков этот тип, чтобы убивать соперника стрелой в спину. Кто-то из слуг Темного Владыки Хадамарта? Вдруг они боятся Седьмого миротворца из-за того самого пророчества? Тут может быть целая вереница версий, вплоть до высказанной епископом, что стрела с черной ленточкой — чья-то глупая шутка. Ох, хорошо бы, если так.
— Маркос… — раздался сзади голос Флои, приглушенный и заговорщицкий.
— А? Чего тебе?
— Весь день хотела тебе сказать… — она зашептала над самым ухом. — Во время путешествия с караваном из Мелиса… я заметила среди купцов… архиепископа Ипокрита.
Ознакомительная версия.
