— Дома…
— Сами выведете народ из анабиоза или помочь? — поинтересовался Грэм.
— Справлюсь как-нибудь, — потирая виски, ответила императрица. — Давай договоримся: раз уж с самого начала молчал, то и теперь не подавай голос, пока во дворце не окажемся. Но это не значит, что в экстренном случае ты будешь отсиживаться в стороне. Идет?
— Как скажете, ваше величество, буду всегда на страже, — согласился Грэм.
Первыми из анабиоза Ши'А вывела императора Шамри, Валдека и юношей, затем Мать Драконов разбудила Киру, последней проснулась Софья. Женщина чувствовала себя прекрасно, даже бодро, и все опасения Ши'А о том, что анабиоз негативно отразится на беременности, оказались напрасны. Но впереди дракону и людей ждали две недели карантина, а значит, все эти дни они будут находиться в напряжении, волноваться и ловить на себе вопросительные и недовольные взгляды Софьи. Кира предложила Матери Драконов рассказать сразу, не дожидаясь окончания недели, но императрица не согласилась с девушкой.
— Я в первую очередь думаю о безопасности ребенка. Понимаешь?
— Мама вся извелась, может, уже пора ей узнать правду?
— Узнает, но позже. Посуди сама — Софья может тяжело отреагировать на известие, перенервничать. А вдруг у нее начнутся преждевременные роды? Тут, в ангаре. Карантинный контур я снимать раньше срока не стану, как бы ты меня потом ни просила, а квалифицированную врачебную помощь никто из нас не окажет. А если какие-то непредвиденные осложнения? Нет уж, давай лучше подождем.
Кира согласилась с доводами императрицы, тем более что она сама сильно переживала за ребенка. Потекли нудные дни карантина.
* * *
Что может быть тяжелее, чем возвращение в точку отсчета? Позади тысячи километров дорог, миллиарды прожитых секунд, десятки тысяч лиц. И вдруг судьба вынуждает тебя вернуться туда, откуда все начиналось. Рифальд неторопливо шел по опустевшим улицам обезумевшего города. Взращенная им магия добралась до местных жителей, уничтожив их практически полностью. Ветер в азарте гонял по дорогам обрывки газет и хлопал открытыми ставнями окон. Ни кошки на улице, ни бездомной собаки, ни прохожего.
Магия Мертвых сдержала данное слово — Рифальд не обезумел и не превратился в монстра, жаждущего вцепиться зубами в теплую, трепыхающуюся плоть. Он оставался в полном рассудке и контролировал собственное поведение. К тому же его магические силы никуда не исчезли, что весьма облегчало жизнь и давало возможность отбиваться от зомби.
Рифальд шел по улицам своего детства и совсем не узнавал их.
— Здесь же была булочная «Три пирожка», — глядя на вывеску «Банк», вздохнул старик. — А тут был фонтан, в котором мы в жару плескались с ребятами… Зачем на его месте поставили этот дурацкий памятник мне?
Магистр обошел вокруг каменного изваяния и сплюнул с досады.
— Знал бы раньше — велел казнить идиотов… Такой фонтан загубили.
Старый колдун искал брата. Окончательно окрепнув и полностью восстановив силы, Рифальд принял единственно верное, по его мнению, решение — начать поиски с родного города. Впрочем, как только старик прошел пару кварталов, то понял, что из этой затеи толку не будет — магия Мертвых уже собрала здесь свой урожай. И хотя город почти опустел, магистр не стремился его покинуть. Торопиться магу все равно было некуда, поэтому он решил все же дойти до квартала, в котором когда-то жил вместе с матерью. Боль и тоска, десятилетиями удачно скрывающиеся на самом дне души, острым лезвием чиркнули по сознанию Рифальда.
— Я похож на мазохиста, — проворчал вслух старик.
Из-за угла ближайшего дома вышел человек и направился в сторону магистра. Отсутствующий взгляд, искаженное гримасой лицо указывали на то, что он инфицирован.
— Еще один, — проворчал Рифальд и запустил в несчастного файербол.
Короткая вспышка, и от зомби осталась лишь горстка пепла на тротуаре. Перешагнув через нее, старик пошел дальше. Дом, в котором прошло его детство, магистр узнал сразу. И четыре окна на третьем этаже он нашел безошибочно. Форточка на кухне оказалась приоткрытой, но шторы были плотно задернуты. Рифальд медленно поднимался по ступеням. Каждая из них давалась ему с трудом, он словно отматывал назад годы, прожитые вне стен отчего дома. Его могущественная власть, карьерный рост и целенаправленное подчинение себе всех, до кого он мог дотянуться. Время, проведенное в обучении у Хуса, скитание по городам и весям. И вот — день рождения, его двадцатилетие. Рифальд остановился возле квартиры. Рукой, дрожащей то ли от волнения, то ли от усталости, он толкнул входную дверь. Та чуть слышно скрипнула и открылась. Впервые за долгие-долгие годы равнодушия сердце магистра заколотилось от волнения. Затаив дыхание, Рифальд переступил порог. Совершенно незнакомая обстановка в прихожей, чужой запах…
— Глупец, на что ты рассчитывал? Вернулся почти через сто лет и хочешь, чтобы тут оставалось все по-прежнему? — упрекнул сам себя маг.
Он прошел в комнату, некогда бывшею гостиной. Справа от двери стоял рояль, которого у них никогда не было. Абсолютно незнакомые лица смотрели на него с фотографий, висевших на стенах. Рифальд стал рассматривать их в надежде увидеть мать, но ни на одном из многочисленных снимков маг не нашел ее. Обойдя всю комнату, магистр остановился возле комода. Его взгляд тут же привлекли два письма, небрежно кинутые кем-то. Он взял один из конвертов и прочел адрес и фамилию получателя:
— Шестая мануфактурная улица, дом семь, квартира сорок три. Все верно, это наш адрес, — маг сказал «наш» и даже не запнулся. — Господину и госпоже Литье.
На втором конверте значился этот же адрес, но имя адресата уже иное — мадемуазель Лоли Литье.
— Все ясно, — кидая на комод конверты, сказал Рифальд. — Братца мне тут не найти.
Любопытства ради магистр стал машинально открывать ящики комода, выбрасывая на пол их содержимое. Постельное белье, детали женского туалета, кружевные салфетки образовали невысокий холмик возле ног старика. Не надеясь найти в семейном хламе что-то более-менее интересное, Рифальд неожиданно наткнулся на длинный узкий футляр. Сделанный из дерева и обтянутый велюром, он лежал в самом нижнем ящике, в левом углу. Покряхтывая, магистр нагнулся и достал находку. Футляр показался магу знакомым, словно он когда-то уже видел его.
«С обратной стороны должно быть небольшое тиснение золотой краской в форме змеи», — подумал старик и перевернул футляр.
Почти стершаяся от времени и с трудом различимая змея, красовалась на темно-синем фоне велюра. Когда-то именно этот футляр подарила ему мать, и он хранил в нем свои письменные принадлежности: две ручки и карандаш. Рифальд взволнованно засопел и открыл футляр, чуть слышно щелкнув замочком. То, что находилось под крышкой, весьма удивило магистра.
