Нет нужды докладывать вам, что нам срочно требуется дополнительно приобрести стрелковое оружие, и особенно – артиллерию, если удастся уговорить моих кузенов расстаться с пушками по приемлемой цене. Тем временем следует сделать все возможное, чтобы собрать свежие силы и подготовить новобранцев к весенней кампании. Самая острая необходимость ныне ощущается в легких соединениях, способных вести бой. Однако если в будущем году асциане устроят новый прорыв, возникнет нужда в сотнях тысяч пикенеров и пиланиев, хотя бы часть из которых не мешает поставить в строй уже теперь.
Любые новости о вторжении Абайи будут более свежими, чем мои, ибо я ничего об этом не знаю с тех пор, как уехал с фронта. Полагаю, Гормисдас направился на юг, но Олагуер в состоянии предоставить вам нужные сведения.
Со скоропалительным почтением, ИНИР».
36. О ФАЛЬШИВОМ ЗОЛОТЕ И ГОРЕНИИ
Мне осталось поведать совсем немного. Я знал, что через несколько дней мне придется оставить город, поэтому надеялся завершить свои дела как можно быстрее. В гильдии я не имел достаточно надежных друзей, кроме мастера Палаэмона, но от него было мало проку в том предприятии, которое я задумал. Вот почему я вызвал к себе Роша, полагая, что он не сможет долго лгать мне в глаза. (Я ожидал увидеть человека старше моих лет, но тот рыжеволосый подмастерье, что явился на мой зов, казался почти мальчишкой. Когда он ушел, я принялся разглядывать себя в зеркале, чего прежде никогда не делал.)
Рош сказал, что он и еще несколько человек, с которыми я состоял в более или менее дружеских отношениях, выступали против моей казни, тогда как большинство членов гильдии упорствовали в этом решении; и я поверил ему. Еще он довольно легко признался, что предложил искалечить и отправить меня в изгнание, хотя, по его словам, он внес такое предложение, поскольку не видел иного способа спасти мне жизнь. Думаю, он ожидал какого-нибудь наказания. Его обычно румяные щеки и красный лоб побледнели настолько, что веснушки выступили на лице, точно пятна краски. Однако голос его оставался ровным, и он не сказал ничего, что могло бы быть истолковано как попытка оправдаться, свалив вину на других.
Конечно, я и впрямь намеревался наказать его, а заодно и остальных членов гильдии. Нет, я не затаил на них злобу, просто считал, что, посидев некоторое время в темнице под башней, они станут более восприимчивы к принципу справедливости, о котором говорил мастер Палаэмон. К тому же так я наверняка получил бы гарантию, что закон о запрещении пыток, который я намеревался издать, будет претворен в жизнь. Те, кто проведет несколько месяцев в страхе испытать это искусство на собственной шкуре, едва ли станут возражать против его упразднения.
Тем не менее я ничего не сказал об этом Рошу, лишь попросив принести к вечеру наряд подмастерья, а на следующее утро быть готовым вместе с Дроттом и Эатой оказать мне требуемое содействие.
Он вернулся сразу после вечерни. Мне доставило неописуемое удовольствие стащить с себя жесткий костюм и снова облачиться в черную как сажа одежду подмастерья. Ночью под этим мрачным покровом мне было легче всего остаться незамеченным, и, выскользнув из своих апартаментов через одну из потайных дверей, я будто тень двигался от башни к башне, пока не добрался до обрушившегося участка стены.
День был теплым; однако ночью похолодало, и некрополь заволокло туманом, как в тот раз, когда я, выступив из-за монумента, спас жизнь Водалусу. Мавзолей, где я играл в детстве, ничуть не изменился, заклинившая дверь была приоткрыта на одну четверть.
Я принес с собой свечу и зажег ее, ступив внутрь. Медные мемориальные доски, которые я некогда начищал до блеска, покрылись зеленым налетом, повсюду лежали опавшие листья. Сквозь маленькое забранное железными прутьями оконце протянулась тонкая ветвь растущего рядом дерева.
Здесь лежи. Кто ни придет, Стань прозрачен, будто лед; Взгляд чужой – да не падет
На тебя.
Здесь лежи, не уходи,
Избегай чужой руки,
Пусть дивятся чужаки,
Но не я.
Камень был меньше и не таким тяжелым, как мне казалось. Монета под ним потускнела от сырости. Вновь положив ее себе на ладонь, я немедленно оживил в памяти того дрожащего мальчика, каким был я сам, когда сквозь густой туман возвращался к пролому в стене.
А теперь я попрошу вас, терпеливо сносивших мои многочисленные отступления и отклонения от темы, простить меня еще раз, последний.
Несколько дней назад (иначе говоря, гораздо позднее фактического завершения событий, о которых я собирался рассказать) мне сообщили, что сюда, в Обитель Абсолюта, забрел один странник, назвавшийся моим должником и категорически отвергший предложение передать деньги через посредника. Я смекнул, что мне предстоит увидеться с кем-то из прежних знакомых, и велел камергеру впустить гостя в мои покои.
Это был доктор Талос. Похоже, у него завелись деньги, и по случаю приема он облачился в плащ из красного бархата и напялил шапочку из того же материала. Лицо его по-прежнему походило на мордочку чучела лисы; однако теперь казалось, что временами морда оживает, будто кто-то или что-то проглядывает сквозь стеклянные глаза.
– Вы высоко вознеслись, – сказал он, отвешивая такой низкий поклон, что кисть на его шапочке коснулась ковра. – Если припомните, я неизменно утверждал, что так и будет. Честность, прямоту и ум не подавишь.
– Мы оба знаем, что подавить их ничего не стоит, – ответил я. – И этим ежедневно занималась моя старая гильдия. Но мы рады снова видеть тебя, даже если ты явился как эмиссар своего господина.
Одно мгновение доктор казался озадаченным.
– Ах, так вы имеете в виду Балдандерса! Нет, боюсь, он отказался от моих услуг. После сражения. После того, как нырнул в озеро.
– Значит, по-твоему, он выжил?
– О, я совершенно уверен в этом. Вы не знали его так хорошо, как я, Северьян. Он без труда продержался бы с поразительной легкостью! Он имел завидные умственные способности. В своем роде он был непревзойденным гением: видел все насквозь. Сочетал в себе объективность ученого с самопогруженностью мистика.
– Хочешь сказать, он производил эксперименты на самом себе? – переспросил я.
– О нет, вовсе нет! Он вывернул все наизнанку. Другие экспериментируют на себе для того, чтобы вывести некое правило, применимое к окружающему миру. Балдандерс же ставил опыты над миром, а полученные результаты прилагал, так сказать, к себе. Говорят… – тут он нервно огляделся, проверяя, не подслушивает ли нас кто-нибудь, – говорят, что я – монстр. Так оно и есть. Но к Балдандерсу это относится в еще большей степени. В каком-то смысле он был мне отцом, однако себя он создал собственноручно. По закону природы и того, что стоит над природой, каждое создание должно иметь своего создателя. Но Балдандерс был собственным творением; он лично руководил своими поступками, отрезав себя от нити, соединяющей нас, остальных, с Предвечным. Однако я отвлекся от цели моего визита. – На поясе доктора висел кошель из ярко-красной кожи; он распустил ремешки и начал копаться внутри. Я услышал звон металла.
