Сульвиан поднялась с кресла.
Лампа, задымив, угасла, но и в темноте она смогла найти дорогу. Она различила Джарреда, скорчившегося на огромном троне из слоновой кости, и жреца с серым лицом. Но чужестранца она видела , так ясно, как будто лампа все еще светила, но только не снаружи, а внутри его тела, откуда-то из его глаз.
— Ты сковал наш город тисками страха, — сказала она. — Отпусти его.
— Вы сами себя сковали, — ответил он. — Тебе страшно, Сульвиан, жрица Ашкар-Анакир?
— Нет, — прошептала она, но потом, вздохнув, ответила иначе: — Да. В твоих мыслях я видела свою смерть. Черный король убил меня.
— Не тебя, — возразил он. — Хотя она очень походила на тебя.
Внезапно она оказалась в его сознании, и он показал ей — ее, как видел сам: бледную, как лунный свет, с такими же белыми, как у него, волосами, обледеневшими на ветру.
— Аниси… — произнесла она. — Но была еще и другая…
— Ее больше нет, — отрезал он. — И Амрек, Черный король, виноват в смерти обеих.
— Должно быть, ты очень ненавидишь его, — прошептала она.
— Мне его жаль.
Она почувствовала в его голосе невероятную силу, столь неодолимую, что она могла жалеть врага, которого собиралась уничтожить.
— Это ты вызвал ветер? — спросила она его.
— Нет. Я не маг из Шансара, чтобы делать такое.
— Но ветер поднялся.
— Да, Сульвиан. Он поднялся.
— Джарред… — выговорила она. — По законам городов ты оспорил его право на королевскую власть.
Он ничего не ответил.
Ветер за окнами внезапно утих. Сквозь спутанные клочья облаков пробился золотой серп луны.
В Тарабанн-на-Скале ветер прилетел с юго-запада. Стоя на высоких минаретах Ашкар, выстроенных в виде разящих змей, жрецы увидели длиннохвостое облако, походящее на питона, чьей плотью были пыль и буря.
Он свирепствовал над Тарабанном два дня и ночь. В ту ночь луна была темно-синей, как сапфир, а днем солнце приобрело цвет запекшейся крови. Вздымающиеся волны затопили солончаки, тянувшиеся на две мили от Скалы до моря. Корабли носило по бурным водам, точно щепки, с домов слетали крыши. Жрецы уже не знали, к каким молитвам прибегнуть. Они воскуряли благовония, обнажали свой разум и беспокоились все сильнее. На следующий день после того, как ветер улегся, Верховный жрец Ашкар-на-Скале пришел к Клару.
— Похоже, повелитель, в Ваткри теперь новый король.
Клар, король Тарабанна, который бок о бок со своим отцом сражался в последней войне с Ваткри, закончившейся пять лет назад, отложил раззолоченную книгу.
— Новый король, говоришь? А что случилось с тем сопливым щенком, Джарредом?
— Он жив, король. Не забывай, что мысль и все, связанное с разумом, покрыто пеленой, и это лишь наше понимание…
— Значит, эта задача оказалась вам не по зубам. Понимаю.
— На самом деле, король, ты не понимаешь. Там, в Ваткри… какая-то сила. Я не могу иначе объяснить то, что почувствовал. Безграничная сила. Больше, чем королевская. Я сказал бы, что такая сила не может принадлежать человеку. Она как-то связана с ветром, но при этом происходит не от ветра.
— Ты говоришь загадками, — отрывисто бросил король, хлопнув застежками книги.
— Когда-то боги ходили по земле, король. Так говорят нам легенды. Когда-то Она говорила с людьми, как любящая сестра.
— Ты хочешь сказать, что по Ваткри разгуливает бог ?
— Я не стал бы столь далеко заходить в своих суждениях, повелитель.
Клар остерегался магии жрецов. В нем соседствовало два человека: один был торговцем, другой солдатом; и ни у одного не было времени на мистику. Внутренняя речь умерла для него с тех пор, как его брат — единственный, с кем он мог раз говаривать таким образом, — пал при осаде одного из ваткрианских городков. Тем не менее он уважал жрецов, хотя и не любил, когда их дела пересекались с его простым и незамысловатым мирком.
— Хорошо, — сказал он. — Я пошлю кого-нибудь в Ваткри. Посмотрим, что там стряслось, не так ли, старик? Не волнуйся. Ты поступил правильно, рассказав мне об этом.
Но люди Клара отсутствовали всего два дня. На третий они вернулись вместе с шестью ваткрианцами, которых встретили по дороге. У этих ваткрианцев был очень странный вид. Клар не мог понять, в чем дело. Они принесли письмо, но, хотя его скрепляла королевская печать, оно было не от Джарреда. Клар прочитал его и поднял пораженные глаза.
— В этой бумаге некий человек смеет называть меня братом и приглашает на сбор на Площади Королей в Пеллеа.
— Король, — сказал главный среди ваткрианцев. — Это древнее место сбора, которое использовали наши предки.
— Вот именно, — сказал Клар. — Наши предки, и никто после них. Последний сбор состоялся сто или сто пятьдесят лет назад. Во имя Ашкар! И все остальное я тоже правильно понял? Мне вместе с остальными королями надлежит решить, прийти или нет на помощь этой стране Степей, о которой никто прежде не слышал и которую никто не видел?
— Да, король. Лорд Джарред также отправил людей в Вардат, и в Шансар тоже.
— Клянусь Ашкар! Я уже решил, что тебя послал этот Ральднор, а не Джарред.
— Они связаны, как братья. Ральднор тоже королевской крови, сын Верховного короля и жрицы, — сказал ваткрианец, и вид у него был не смущенный, а, напротив, очень гордый.
— Очень славно, — процедил Клар. — Просто замечательно.
Синеватые стены Вардата ветер штурмовал всего одну ночь, качая рыбачьи лодки на широкой реке. В саду у короля рухнуло дерево. Его посадили в час, когда он родился, и этот знак показался ему дурным. Его жена Эзлиан, Верховная жрица Ашкар Вардийской, лично отправилась к богине и вернулась на заре, бледная, но улыбающаяся своей особой улыбкой.
— Не тревожься, муж мой Сорм. Это знамение предвещало не твою смерть.
— А что же тогда, ради Ашкар?
— Грядут перемены. Ветер принес их. Мы не должны ни сопротивляться, ни горевать — и то, и другое излишне и совершенно тщетно.
— Перемены к худшему?
— Просто перемены, — сказала она, целуя его в лоб.
Сорм любил жену и безгранично доверял ей. Его нельзя было упрекнуть ни в недостатке мужества, ни в слабости, но все же в делах духовных он всецело полагался на нее. Еще с детских лет она обладала способностью мысленно разговаривать почти со всеми, кто хотел этого. В юности она на год ушла жить к лесному народу, после чего, вернувшись, ни разу не ела мяса и проявила необычайные способности к исцелению, как физическому, так и духовному. Он своими глазами видел, как она каким-то образом разговаривала со львом на желтых холмах за Вардатом, пока он с ножом в руке дрожал от ужаса за нее. Змей из ямы в храме она называла своими детьми, и они, точно живые браслеты, обвивали ее щиколотки и шею, отдыхали в ее волосах.
