Зато даже то небольшое количество сна, что я урвал, на удивление хорошо восстановило меня, или, по крайней мере, силу Зимней мантии. Я чувствовал себя практически нормально — сломана рука, пулевое ранение, только и всего.
Майкл был одет в свою старую кольчугу, которую держал в чистоте и очищал от ржавчины, несмотря на свою отставку. Под кольчугой был бронежилет, а поверх неё накинут длинный белый плащ с ярко-красным крестом на левой стороне груди.
— Ты уверен, что не можешь надеть что-нибудь чёрное? — спросил я его. — Будешь выделяться среди типовых нарядов злодеев-грабителей.
— В этом и смысл, — ответил Майкл.
— Друг, ты не понимаешь, — возразил я. — Здание, в которое мы собираемся вломиться, принадлежит Джону Марконе. И мы не собираемся вырубать там электричество. Это значит, будут камеры и снимки. Даже самая паршивая техника на свете сможет тебя опознать — и твоим ангелам-хранителям не удастся защитить тебя от людей Марконе.
Майкл покачал головой:
— До этого не дойдёт.
— Твоими бы устами. Но ты не знаешь Марконе.
— Может быть, — сказал он. — Зато я знаю Господа Всемогущего, Гарри. Он не дал бы мне силы лишь для того, чтобы в результате причинить вред моей семье.
Я поморщился:
— Мне кажется, с твоей стороны было бы вежливо сделать парочку разумных шагов — например, надеть тёмную одежду и маску — чтобы Всемогущему не пришлось сходить с Его пути и улаживать твои дела.
Майкл издал короткий смешок и печально мне улыбнулся.
— Значит, ты всё-таки слушал меня всё это время, — покачал он головой. — Никодимус и подобные ему типы действуют тайно, оставаясь в тени. Предназначение Мечей не в этом. Мне нечего скрывать.
— Эй, как тип, сам всегда остающийся в тени, я считаю твое заявление оскорбительным, — заявил я с притворным недовольством.
Майкл фыркнул.
— Ты рушишь здания, сражаешься с чудовищами на улицах города, сотрудничаешь с полицией, появляешься в газетах, числишься в телефонной книге и проехался на динозавре-зомби по Мичиган-авеню, и думаешь, что работаешь в тени? Будь разумным.
— Я буду, если и ты будешь, — сказал я. — На худой конец, надень лыжную маску.
— Нет, — спокойно сказал Майкл. — Господь мне помощник, и не убоюся, что сотворит мне человек. Доверяй Ему, Гарри.
— Наверное, не в карточных играх, — сказал я.
Его улыбка стала ещё шире:
— Тогда доверься мне.
Я всплеснул руками.
— Прекрасно. Как хочешь. А ты уверен, что ваши люди смогут найти Граалю безопасное место, если мы его вернём? Потому что они, похоже, просто выходят и кидают Монеты в торговые автоматы, чтобы немного подкрепиться — эти штуки довольно быстро возвращаются в оборот.
— Быть в обороте, как ты выразился — это часть природы Монет, — сказал Майкл. — Дольше их не удержать. Грааль — это совсем другое дело. Его они сумеют сохранить.
— И ты знаешь правила, по которым я должен играть, правильно? — спросил я.
— Ты должен помочь Никодимусу заполучить Грааль, — сказал он. — А потом ты сможешь палить во все стороны.
— Правильно. И ты будешь уважать это?
— Я буду делать то, что правильно, — сказал Майкл.
Я облизал губы.
— Да, но… не мог бы ты отложить все эти правильные вещи до тех пор, пока мы не освободимся от ограничений Мэб?
— Учитывая все обстоятельства, — сказал Майкл, — нет. Я не буду рисковать.
Другими словами, он не будет делать (или не делать) ничего, что может опорочить благодать Уриила, невзирая на обстоятельства.
«Спасибо большое, Мэб, за эту совершенно замечательную игру. Может, в следующий раз мы сыграем в „Приколи хвост чародею“?» — подумал я.
— Я более чем уверен, что Никодимус будет играть по правилам, по крайней мере, до тех пор, пока мы не вернёмся обратно в Чикаго, — сказал я.
— С чего бы?
— Потому что я скажу «пожалуйста».
Майкл скептично выгнул бровь.
— Я собираюсь сказать это на его родном языке, — пояснил я.
— На языке силы?
— В точку.
Никодимус не удосужился предупредить своих оруженосцев, чего ожидать, так что когда вслед за мной зашёл Майкл, Джордан и его братья по оружию наставили на нас действительно впечатляющий арсенал, причём, похоже, просто запаниковав.
Майкл просто встал, заткнув большие пальцы за ремень с Амораккиусом, безобидно висящим в ножнах на боку.
— Сынок, — обратился он к Джордану, — у тебя больше других дел нет, кроме как тыкать в меня этой штуковиной?
— Опустите оружие, — прорычал я достаточно громким голосом, чтобы было слышно на всю скотобойню. — Пока я не начал сокращать штат вашей организации.
Оружие они не опустили, но моя угроза заставила некоторых поглядывать на меня с опаской. Молодец я.
— Эй, Ник! — крикнул я. — Твои мальчики перевозбудились. Ты их сам успокоишь или мне это сделать?
— Джентльмены, — спустя мгновение откликнулся Никодимус. — Я знаю, кто сопровождает Дрездена. Пропустите их.
Джордан и компания с явной неохотой опустили оружие, но из рук выпускать не спешили, в любую секунду готовые снова пустить его в ход. Майкл не шелохнулся, не встал в угрожающую позу, а лишь обвёл всех оруженосцев взглядом, одного за другим.
Все они отвели взгляд. Все до одного.
— Мне жаль их, — произнёс Майкл, когда мы спускались вниз, к столу переговоров.
— Из-за их языков? — спросил я.
— Удаление языков — один из способов сохранить их преданность, — сказал Майкл.
— Да. Обожаю людей, отрезающих от меня части тела.
Он нахмурился.
— Это делается, чтобы держать их в изоляции. Подумай, каково это. Они не могут говорить — насколько сложнее для них становится общаться с другими людьми? Насколько сложнее завязать отношения, которые могли бы помочь им выбраться из этого культа? Они не чувствуют вкуса еды, а значит, не получают удовольствия от пищи… а совместная трапеза — один из основополагающих способов сформировать крепкие отношения между людьми. Подумай, насколько сложнее становятся даже простейшие контакты с посторонними. А совместно пережитые трудности — это залог того, что боль одного оруженосца может по-настоящему понять только другой оруженосец, — он покачал головой. — Не напрасно это последний шаг подготовки. Как только это сделано, они больше не самостоятельные личности.
— Это не то же самое, что не иметь выбора, — возразил я. — И эти парни свой уже сделали.
— Действительно. После всех манипуляций, что Никодимус и Андуриил проделали над этими неразумными молодыми людьми, — он вновь покачал головой. — Некоторые грешат сами. Других к этому подталкивают.
